Духовная школа. Духовная школа должна быть церковной! Духовная академия в Салониках

Дата создания: 1685 г. Описание:

Московская духовная академия на протяжении своей трехсотлетней истории является крупнейшим центром богословского образования в Русской Православной Церкви.

Основана в 1685 г. по благословению Патриарха греческими богословами братьями Иоакимом и Софронием Лихудами. Первоначально располагалась в московском Богоявленском монастыре, затем в . В начале XVIII столетия значительно расширяется научно-богословская деятельность, возрастает число наставников и учащихся, вводится преподавание латинского языка, увеличивается библиотека. К числу наиболее значительных событий в жизни академии относится работа над новым изданием славянского перевода Священного Писания (1712-1751).

В результате реформы церковного образования в начале XIX в. были созданы предпосылки для дальнейшего совершенствования академической науки. В этот период сложилась школа исследователей русской церковной истории во главе с ректором академии архимандритом Филаретом (Гумилевским; 1835-1841) и профессором протоиереем Александром Васильевичем Горским (1833-1875). В эти же годы академия была переведена из Москвы, где принадлежавшие ей помещения значительно пострадали во время пожара 1812 г., в .

- Вы раньше преподавали в Московской духовной академии и семинарии. Что привело вас туда?

В течение 15 лет я работал старшим научным сотрудником во Всесоюзном научно-исследовательском институте Системных Исследований Академии наук СССР. Мой первый духовный наставник священник (сейчас - протоиерей) Сергий Романов, с которым я тогда общался не только в храме, но и нередко дома, мне однажды сказал (происходило это летом 1989 года): «Вам надо преподавать в Духовной академии». Такая мысль никогда не могла прийти мне в голову. Но поскольку я с полным доверием относился к своему духовному руководителю, то я согласился. Все произошло довольно быстро. Я вспомнил, что отец Владислав Цыпин, с которым я был хорошо знаком, преподает в лавре. Я сказал ему, что у меня есть намерение стать преподавателем. Через некоторое время, а дело было в августе, мне позвонил проректор академии профессор М.С.Иванов и пригласил приехать в академию. Он попросил подготовить к встрече программу годового курса «Христианство и культура». С ней я приехал к нему в назначенный день. Вопрос, по-видимому, был предрешен. Михаил Степанович говорил со мной весьма доброжелательно, как с будущим преподавателем. Затем он повел меня к владыке-ректору архиепископу Александру (Тимофееву). Войдя к нему, я подошел под благословение. Мы сели. Он очень приветливо стал говорить. Но начало беседы я не помню. Увидев у меня в руках листки бумаги, он спросил: «Это у вас программа? Можно посмотреть?» Прочитав вслух один из пунктов, он попросил раскрыть его. После моего ответа он, обращаясь к М.С.Иванову, решительно сказал: «Готовьте к Совету».

- Какие дисциплины вы преподавали?

В течение 1989/90 учебного года читал лекции по теме, по которой мною была подготовлена упомянутая выше программа. Лекции проходили по четвергам раз в неделю в актовом зале. Посещать должны были студенты всех курсов академии и семинарии. Приходили на лекции и некоторые преподаватели. Помню, приходил и садился в заднем ряду архимандрит Венедикт (Князев), который тогда был первым проректором по воспитательной работе.

- Был ли интерес у студентов к темам лекций?

Мне трудно ответить на этот вопрос. Люди молча слушали. Некоторые посылали записки с вопросами. Помню, очень много записок вызвала лекция против эволюционизма. Вопросы не были полемические. Просто людям что-то хотелось узнать подробней.

- Как в дальнейшем проходило ваше преподавание?

Владыка Александр требовал, чтобы преподаватели, приглашенные из светских институтов, обязательно окончили экстерном семинарию, а затем академию. Мне пришлось сдавать экзамены и зачеты сначала за семинарию. Окончил я семинарский курс в мае 1990 года, а экзамены за академию сдал в следующем учебном году. Осенью 1991 года защитил диссертацию на степень кандидата богословия. В конце первого года преподавания архимандрит Георгий (Тертышников), которого многие знают по его исследованию творений святителя Феофана Затворника, сказал мне: «Вам будут предлагать преподавание Ветхого Завета в академии. Не отказывайтесь». Он занимал должность помощника инспекторов академии и семинарии. Сначала я читал лекции по Ветхому Завету на 1-м курсе академии, а потом и на 2-м.

- А в семинарии?

Также мне было поручено вести «Основное богословие» на 3-м курсе. На 4-м этот предмет вел Алексей Ильич Осипов. Отношения между нами всегда были ровные, но однажды возникло такое «недоразумение». Раньше (не знаю, как сейчас) он был строгим, почти беспощадным экзаменатором. Я же студентов всегда жалел. Знал, что это им очень неполезно, но ничего с собой поделать не мог. Приезжавшие сдавать экзамены заочники шли сдавать ко мне, когда Алексей Ильич был в отсутствии. Узнав об этом, он высказал недовольство. Я обещал ему не экзаменовать учащихся 4-го курса.

- Вы уже давно не преподаете в академии. Кого вы наиболее часто вспоминаете из тех, с кем вас объединяли совместные труды?

Наиболее дорогими воспоминаниями для меня является все, что связано с владыкой Александром. Я чувствовал его постоянную любовь. Хотя он был старше меня всего на пять месяцев (родился в августе 1941 года), я относился к нему как к заботливому отцу. Помню такой эпизод. Лекции по «Основному богословию» читались в большом актовом зале, потому что на третьем курсе было четыре класса, что составляло около 120 человек. Однако в первую седмицу сентября эта аудитория предоставлялась для только что набранного первого курса. Им читались различные лекции общего характера. Об этом я забыл и пришел читать лекцию третьему курсу. Увлекшись, я не смотрел на сидящих и только в конце лекции понял, что в зале сидят неизвестные мне люди. Я дочитал лекцию. А потом узнал, что мои студенты все это время дожидались меня в малом актовом зале, который находился за центральным археологическим кабинетом. Произойти это могло потому, что преподаватель, чья лекция была назначена на первом курсе, приехать не смог. Об этом стало известно ректору. Он сказал проректору М.С.Иванову: «Спросите отца Афанасия, почему он не явился на лекцию. Только мягко, без выговора».

- А еще кто вам особо запомнился?

- Архимандрит Кирилл (Павлов). Он был общим духовником не только в лавре, но и в академии. Если был какой-либо вопрос, можно было пойти к нему и спросить. Но один случай дал мне возможность узнать в нем настоящего любящего пастыря. Рукоположил меня Владыка Александр в день Святой Троицы 3 июня 1990 года. Накануне я исповедался, но почему-то мне не сказали, что это надо было сделать у отца Кирилла. Он должен был дать документ о том, что у меня нет канонических препятствий к хиротонии. Через несколько дней стали готовить документы для утверждения хиротонии Патриархом (такой был порядок). Обнаружилось отсутствие справки духовника лавры. Мне сказали, что надо идти к архимандриту Кириллу, чтобы он в тот же день принял у меня исповедь. Я пошел к нему в келью. Он сказал, что вечером будет читать Ветхий Завет для желающих. «Ты приходи, а потом я тебя исповедаю». Читал он в хибарке, которая находилась под Трапезным храмом. На чтение собралось несколько человек, в числе которых я запомнил студента и рабочего. Отец Кирилл читал книгу пророка Исаии. В это время наверху в Трапезном храме шли выборы Патриарха на Поместном Соборе 1990 года. Чтение Писания прервал колокольный звон. Кто-то сказал: «Избрали». Отец Кирилл послал одного из сидящих у входа узнать, кого избрали. Тот вскоре вернулся и сказал: «Митрополита Алексия». Отец Кирилл широко осенил себя крестным знамением и произнес: «Слава Богу!» Затем он сказал: «Надо идти поздравлять. Пойду одену мантию и клобук». Такой ход событий для меня был непредвиденным. Исповедь моя откладывалась. И я вдруг принял решение идти за ним. Он, как оказалось, хорошо помнил о том, что обещал мне. Увидев, что я иду за ним в келью, он сказал: «Ты меня не теряй». Он быстро поднялся на второй этаж. Одел мантию и клобук и быстрым шагом (ему был тогда 71 год) пошел к входу в Трапезный храм, весь плотно заполненный людьми. Стояло несколько тысяч человек. Отца Кирилла пропустили, и он оказался среди тех, кто стоял на солее. Я внимательно следил за его перемещениями. В это время начался благодарственный молебен. Кто-то из священноначалия увидел отца Кирилла и позвал к новоизбранному патриарху. После молебна патриарх Алексий благословлял всех присутствовавших. Длилось это несколько часов. Отец Кирилл не уходил. Он вышел из храма, когда все стали расходиться. Мне удалось пробиться к нему. Увидев меня, он сказал: «Идем». Мы пришли к нему в келью. Хотя уже была ночь, он не сказал мне: «Приди завтра». В его настроении не было никакого недовольства и нетерпения. Он прочитал все положенные по чину молитвы, и началась моя исповедь за всю жизнь. Вышел я от него во втором часу ночи.

Хорошо помню протоиерея Бориса Пушкаря, который вскоре стал Вениамином, епископом Приморским. Приглашенный на Синод, он долго отказывался принимать это назначение, что побуждало членов Синода проявить большую настойчивость. Когда меня рукополагали в диакона, я перед всенощным бдением впервые одел подрясник. Как мог, завязал плетенный из черного суташа пояс. Отец Борис увидел и завязал его на мне заново. Потом продел один конец через петлю и сказал: «Так не развяжется». После его рукоположения в архиереи виделся с ним только один раз в Академии. Он сказал: «Приехал с отчётом. Святейший шутит: "Всё тихо: Тихий океан, тихий архиерей"».

Вообще отношения между преподавателями были простые и доброжелательные.

В день моей дьяконской хиротонии после обеда встретил в палисаднике архимандрита Иону (Карпухина), ныне архиепископа Астраханского. Он искренне поздравил меня и сказал: «Рад, что вы теперь с нами».

С теплотой вспоминаю спокойного и доброжелательного архимандрита Сергия (Соколова), который в декабре 1995 года стал епископом Новосибирским. В первый год моего преподавания я сдавал экзамены за весь курс семинарии. Отец Сергий преподавал тогда Ветхий Завет. Я пошел к нему для сдачи экзамена. Ставя в ведомости оценку, он прибавил: «Это моя первая подпись в качестве архимандрита». В сан архимандрита он был возведен к празднику Святой Пасхи в 1990 году.

Часто вспоминаю дружеское общение с архимандритами Венедиктом (Князевым) и Платоном (Игумновым). Их расположение позволило мне приобщиться к традициям академии.

- Вы много преподавали в духовных школах. Расскажите о том, где вы учились?

Я отношусь к числу «вечных студентов». Моя учеба началась в школе, когда мне было 7 лет, а в 49 лет я еще сдавал экзамены по академическим предметам. В школе меня интересовала философия и физика. Но Господь направил мои познавательные интересы по тому руслу, которое меня привело к священству и богословию. Мы жили на окраине Уфы. Недалеко от нас находилась библиотека, в которой я обнаружил классические труды Р. Декарта, Г.В.Лейбница, Г.Гегеля и других философов. Эти книги я брал домой. Окончив среднюю школу, я хотел поступить на философский факультет Московского университета, но туда принимали только с трудовым стажем не менее двух лет. Мама не хотела, чтобы я откладывал продолжение учебы. Она уговорила меня поступить на исторический факультет Башкирского государственного университета. Там я окончил четыре курса, перешел на пятый. Но мое желание оставалось неудовлетворенным. Неожиданно для меня ректор университета, который знал о моем увлечении философией, предложил попробовать перевестись на философский факультет Московского университета: «У меня хорошие отношения с начальником управления университетов и гуманитарных институтов Министерства высшего образования Н.В.Пилипенко. Я напишу ходатайство о приеме в МГУ». Действительно, все прошло без затруднений. Я был принят на третий курс. Началась сверхнапряженная жизнь: декан факультета профессор В.Молодцов мне строго сказал: «Принимаем на третий курс, но в течение учебного года вы должны сдать все экзамены за два первых курса». Тяжелая это была задача - за год окончить три курса. Сдать все я успел, но чувствовал огромную усталость.

- Кто запомнился вам на философском факультете МГУ?

Тогда еще преподавал профессор Валентин Фердинандович Асмус, но у нас он ничего не вел. Больше всех мне запомнилась Пиама Павловна Гайденко. Молодая, увлеченная немецким экзистенциализмом, она вела у нас семинары. Как-то мы встретились у входа в здание факультета на Моховой. Она сказала, что хочет поговорить со мной. Затем она спросила, кем я хотел бы стать. Не помню, что я тогда ответил. Сейчас этот случай дает повод к размышлениям над тем, как неожиданно может измениться течение жизни человека. Мысль о том, что я буду священником и монахом, тогда была абсолютно фантастичной.

По окончании Московского университета я вернулся в Уфу. В Башкирском университете преподавал философию и логику. Через несколько месяцев моя учеба продолжилась в другом необычном учебном заведении - училище жизни. Я попал солдатом в армию. Служил чуть меньше года. Совершенно не жалею о времени, проведенном в армии. Открылись новые грани жизни. Это мне потом пригодилось.

После армии я поступил в аспирантуру Института конкретных социальных исследований Академии наук СССР, который тогда возглавлял академик А.М.Румянцев. Там мною была подготовлена диссертация на тему «Системный анализ механизма изменения социальной организации». По окончании аспирантуры стал работать в Институте научной информации по общественным наукам. В декабре 1973 го-да в Институте философии мною была защищена диссертация. С 1975 по 1990 год я работал старшим научным сотрудником во Всесоюзном научно-исследовательском институте Системных Исследований Академии наук, о чем уже говорил.

- Что же повлияло на то, что вы стали православным священником и монахом?

- Вера рождалась постепенно. В одно время я вел дневник. Я никогда не перечитывал, а недавно заглянул в него и прочитал: «14.XI.1976 г. Эти записи я решил вести с одной определенной целью: путем постоянных раздумий преодолеть душевную раздвоенность. Я остро, почти болезненно, чувствую необходимость веры и не могу ее обрести. Я жду, что она придет сама. Но для этого нужно, чтобы совершилось чудо, было откровение. Наверно, у каждого свой путь к вере. Одних обращает к вере приближение к смерти, другие ищут спасения во время тяжелой болезни. Я хочу начать свой путь. Хочу постепенно перейти к христианской морали, жить как христианин, и тогда, может быть, придет и вера». Поскольку невозможно научиться плавать, не входя в воду, я начал ходить в храм на службы и соблюдать пост. 25 января 1983 года была сделана запись: «Вторник. День св. Татьяны. Еще один день рождения. Проходят они сейчас спокойно. Середина жизни! Неудовлетворенность прежних лет прошла. Обретена вера - самый значительный дар, после стольких лет блужданий». Полное воцерковление всей нашей семьи произошло в апреле 1984 года.

- Вы имеете опыт преподавания в различных семинариях (Московской и Сретенской). Какие проблемы в жизни духовных школ вы считаете наиболее серьезными?

Самая болезненная проблема связана с духовным воспитанием. У некоторых учащихся семинарии нет подлинного благоговения и страха Божия. Часть студентов заражена мирским духом. Этого трудно избежать. В духовные школы юноши поступают не из какого-то особого племени. Их поставляет наше нравственно больное общество. В 18 лет человек имеет уже вполне сформировавшийся духовный облик. За пять лет учебы его нелегко перевоспитать. Это тревожно, потому что вскоре после выпуска многие становятся священнослужителями. Какими? Все зависит от их благочестия, а это закладывается с детства. Поэтому иные становятся недостойными служителями, о которых сказано в одном из гимнов св. Симеона Нового Богослова:

Входя в Мой Божественный двор с дерзновеньем,
Бесстыдно стоят в алтарях и болтают,
Не видя Меня и не чувствуя вовсе
Моей неприступной Божественной славы,
Ведь если бы видели, так бы не смели
Всегда поступать, не дерзнули бы даже
Войти и в притвор православного храма.
(Гимн 58)

- Как избежать этого?

Жизнь духовной школы должна быть неотделима от жизни Церкви. Уже само название ее - семинария (лат. seminarium - рассадник) ясно выражает ее назначение. Цель ее одна: воспитывать священнослужителей и пастырей, т.е. людей Церкви. Поэтому церковность в самом высоком и глубоком значении должна пронизывать духовные школы. Достигается это, прежде всего, чутким отношением к прошлому опыту, преемственностью, верностью многовековой традиции, в которой скристаллизовался лучший опыт предшествующих поколений.

Не нужно стремиться к внешней научности, вводя различные светские дисциплины в ущерб богословским. Святые отцы считали богословие наукой из наук. Если в семинариях преподавание богословских дисциплин поставлено грамотно и если учащиеся стремятся с любовью и усердием обогатиться из этой сокровищницы, то такая духовная школа может быть поставлена выше любого светского учебного заведения. Не должно быть никакого чувства неполноценности.

Весь творческий и административный потенциал руководителей духовных школ должен быть направлен на то, чтобы семинарии и академии стали подлинными рассадниками людей с твердым православным мировоззрением и глубоким богословским образованием.

Духовная школа

Всей древности не было свойственно яркое сознание школы, для усвоения тех или других знаний в возможно более краткий срок, возможно более широким кругом учащихся. Принцип не только интенсивности мысли и ее глубины, но и ее экстенсивности, широчайшей распространенности и возможной доступности, хотя бы и ценой ее упрощения и плоскости - это принцип новой европейской культуры, победившей своей общедоступностью нашу земную "вселенную". Захвативший нас позже западных народов на четверть тысячелетия, этот процесс ошколивания всех разветвлений жизни не мог не натолкнуться на естественную инерцию пассивного сопротивления. После открытия при царе Федоре высшей по замыслу школы - "Академии" в Заиконоспасском монастыре, систематическое школьное размножение и развитие началось далеко не сразу, несмотря даже на близкий пример киевской и юго-западной Руси. Наиболее книголюбивые епископы и игумены монастырей ревновали о "почитании книжном", т. е. о размножении экземпляров хранившихся в библиотеках монастыря или архиерейского дома древних книг. Ревновали о создании аппарата "начетничества". На уровне начетничества и случайных личных дарований и стояло веками церковное просвещение. От избытка личных дарований и по инстинкту писательства происходил тоже случайно некий прирост этой "чтомой" книжности. Но мысли о том, чтобы его активно увеличивать, пересказывать "по своему", а тем более учить этому "пересказыванию" - не возникало. Учить и учиться значило: - уметь читать и писать и - только. Отсюда странность общего впечатления от русского средневековья, затянувшегося от татарского ига, будто русское монашество и архиерейство, обогащая верующий народ одной грамотностью - скупились, жалели тратить материальные средства на школы и в то же время тратили их на церковное строительство, на украшение церквей и на свою богатую вельможную жизнь. Такое объяснение многовековой русской бесшкольности было бы клеветой на никогда не усыпавшую энергию монастырского благочестия и ревности, не говоря уже о героях святости и подвига. Нет, просто категория развития ума, мысли, науки и вообще человеческой земной культуры отсутствовала в составе учения православной церкви. Ревность о культуре принадлежала к попечениям мира сего. Это дело царей и государства. Церковь это принимала под своим контролем и со своими условиями. Но не считала этого прямым своим "делом". Вот "минимум" просвещения, мысли и книжности, нужной для культа, она берегла и пронесла в сохранности через все века разрух, военных разгромов и народных бедствий. На сохраненном церковью фонде просвещения народы и государства могли легко строить свое общее светское, утилитарное просвещение. Так было фактически на Востоке и специально у нас на Руси.

Цветшее еще на античном корне византийское христианское просвещение угашено властью ислама. Лишь наступление латинства, вооруженного школой, побудило восточных иерархов вопиять о создании школы в России для всего Востока. Латинское наступление в юго-западной Руси вынудило последнюю, хочешь не хочешь, создать церковные школы. И все-таки эти запросы времени не находили волевого отклика в Москве - III Риме. Именно отрешенность от многоученого, но еретического Запада и оправдывала опытно, наглядно, то невысказанное словами, но глубоко залегшее в русском православном сердце убеждение, что для спасения души культура совсем не нужна, что она дело для церкви постороннее, даже и терпимое, но во всяком случае соблазнительное.

Итак, богословская школа и новая православная литература на всем Востоке, но особенно характерно в России, не считались бесспорной церковной ценностью и не входили в сознание архиерейского и монашеского призвания и долга, даже в смысле простого честолюбия и показных заслуг в общественном мнении. Знамя новорожденного старообрядчества окружало всеобщую церковную бесшкольность ореолом какой-то традиционной добродетели и не облегчало возможным ревнителям школьности мужества пойти против этой исконной черты русского благочестия. Словом, пробудить русскую иерархию и русские монастыри к пафосу школьной активности было делом трудным, даже противоестественным. Ни уму, ни сердцу русского монаха и епископа ничего не говорил призыв к науке и школе. Не материализм, не корыстное скопидомство и эгоизм чревоугодия делали русскую иерархию глухой и неспособной двинуть дело школьного богословского просвещения, но честный консерватизм и почти фанатизм бесшкольности. Последний, типично традиционный, бесшкольный н антишкольный патриарх Адриан равнодушно наблюдал, как на его глазах разрушалась во всех смыслах и сходила на нет Славяно-греко-латинская Академия в Москве.

Чтобы создать богословскую школу в такой до мистицизма враждебной атмосфере неизбежной оказалась "дубинка" Петра. Но дубинка сила не творческая. Раз творческой силы не было в Москве, нужно было брать ее на стороне. Вот откуда явилось почти неизбежным то призвание извне, из Киевщины, в Великороссию школьных варягов, которые по-своему добродетельно исполнили свой исторический долг.

***

Что другое мог сделать Петр Великий для насаждения вообще "просвещения", в том числе и просвещения специально церковного, богословского, как не позаимствовать его извне? К счастью, это заимствование произошло не из чужого, а из своего же русского источника. Лишь игрой исторических случайностей он временно отгорожен был от более молодого центра, однако, волею судеб, теперь поставленного собирателем великой империи. Источником стала киевская школа - копия с латино-польского образца. Книжные люди из киевщины и южных школ значительной волной вливались в московщину после 1654 г. Петр В. по кончине патриарха Адриана (1700 г.), типичного великорусского противника его западных реформ, уже решительно передал и все дело церковное и, в частности, церковно-школьное в руки киевлян. И почтил (1701 г.) Киевскую школу по достоинству именем Академии в сравнении с увядшей Академией в Москве. Последнюю он вручил попечению вновь прибывшему из Киева просто за архиерейским посвящением Стефану (Яворскому). Стефану он в исключительном порядке временно поручил все церковное дело и захиревшую Академию в частности. Стефан просто скопировал все порядки Киева, пригласил киевских учителей, с киевскими учебниками, разделением учащихся на классы и с тотальным преподаванием всего по-латыни.

По этому примеру и прямым директивам от митр. Стефана земляки его - южане, вдохновились искренно открывать в своих епархиях школы, на что еще не сразу "раскачались" великороссы. Уже в 1700 г. открыл школу у себя в Чернигове архиепископ Иоанн (Максимович, ныне канонизованный). В Ростове ярославском в 1702 г. еп. Димитрий (Туптало, тоже канонизованный). В Тобольске (1703 г.) митр. Филофей (Лещинский, также малороссиянин). В Новгороде в 1706 г. митр. Иов - великоросс. Иов Новгородский, как и Афанасий Холмогорский сами бесшкольные великороссы, принадлежали к той породе людей большого здравого смысла, которые преодолели узкое мракобесие своей среды. Эти люди были отрадой "просвещенцу" Петру, и он их отличал и ценил.

Добровольной тяги к школе все же еще не было. Нужна была палка закона. И вот, чтобы обеспечить прилив учеников, издается закон: дети духовенства впредь не допускаются к церковным должностям, пока не пройдут ни одной ступени специальной духовной школы. А гражданское правительство этому "загону" в духовную школу помогало тем, что тут же в законе объявлялось, что без аттестатов духовной школы впредь поповичи не будут приниматься ни в какие "чины гражданской службы", кроме, конечно, "солдатского чина", что практически отпугивало почти наравне с записью в крепостную зависимость.

Но так как регулярные духовные семинарии еще медленно создавались по разным епархиям, то петровское правительство, само заинтересованное в ускорении темпа народного образования, предписало, параллельно специальным церковным семинариям, открыть и при архиерейских домах и при больших монастырях начальные общеобразовательные школы, так наз. "цифирные". В эти школы приглашались дети всех сословий, а дети духовенства поголовно, обязательно. Кто из детей духовенства уклонится, тому грозила принудительная солдатчина, а по мере злостности и запись в подушный оклад. Хорошо еще, если на землю государственную, а то и в помещичье рабство. И кто не прошел даже этой "цифири", тем запрещено выдавать даже разрешение на брак. Можно обвинять Петра Великого в жестокости его строительных, школьных, военных предприятий. Но нужно и понять его. Наш историк Голубинский, цитируя свидетельство летописца о слезах матерей передовых русских сословий, плакавших о своих детях, как о мертвых, когда св. Владимир мобилизовал их для аристократической школьной подготовки к высшему государственному и церковному служению, с грустью удивляется этому стихийному сопротивлению свету науки и затем винит своей народ в отсутствии у него вкуса к школе на протяжении всей дальнейшей его истории. Надо признаться, что при всех крайностях выводов Голубинского в этом его наблюдении есть нечто точно подмеченное в характере русского народа. к такому народу не так-то легко механически применить методы управления, какие подходят ко многим другим народам.

Наступил 1721 г. Упразднено патриаршество. Во главе управления церковными делами поставлен государственного порядка орган - Св. Синод. Его конституция - Духовный Регламент - теперь уже от лица верховной власти предписывала: в каждой епархии открыть архиерейскую школу "для детей священнических или и прочих, в надежду священства определенных". И это на особую ассигновку из доходов архиерейского дома. Учитывая, что потребны не малые средства, регламент устанавливает для этой цели еще новый натуральный налог. Это средство всегда героическое. Но тут налог указан в очень высоком проценте: собирать 30% хлеба с земель церковных и 20% с монастырских и архиерейских.

Заранее можно было сказать, что такой "героический" налог не сможет реализоваться, и программная высота школьных дисциплин не будет скоро достигнута, кроме редких исключений. Так оно и вышло. Вот что начертал в Духовном Регламенте Феофан.

Школа Феофанова по нынешней мерке - школа средняя, и даже по киевскому примеру средне высшая. Элементарная грамотность молчаливо предполагается уже пройденной, в цифирных ли школах, или где угодно. Вот содержание ступеней - годов - классов у Феофана: год I-ый - грамматика, география, история; II - арифметика и геометрия; III - логика и диалектика; IV - риторика и пиитика; V - физика и метафизика; VI - политика. Метафизика может переноситься и в этот класс; VII - VIII классы посвящаются богословию. Языки преподаются все время: церковно-славянский, латинский, греческий и еврейский. Для воспитательных целей вводится система общежития "образом монастыря", Москве совершенно неизвестная. Ректор, префект, надзиратели и ученики живут вместе. Ученики по возможности отделяются от вольной домашней обстановки и редко видятся с родными. "От такового воспитания и учения можно воистину надеяться великой пользы отечеству".

Согласно программе Регламента начали открываться новые школы: целых две в Петербурге. Митр. Феодосий (Яновский) открыл семинарию в столичном Александро-Невском монастыре. Бывший в то время Псковским архиепископом Феофан Прокопович, но состоявший Постоянным членом Синода и по желанию Петра выстроивший себе деревянный дом в Петербурге на р. Карповке, там же построил деревянные корпуса и для семинарии. Эти две столичные семинарии, да к ним еще присоединилась в Нижнем Новгороде, были открыты первыми по программе Дух. Регламента. Но они также, как и другие архиерейские школы и до и после этого года, не были еще полными. Они вырастали по мере нахождения учителей и учеников. В 1722 г. открыты духовные школы в Твери, в Белгороде. В 1723 г. - в Казани, Вятке, Холмогорах, Коломне. В 1724 г. в Рязани, в Вологде. Синод наблюдал за ними через свою Контору школ и типографий. С момента открытия этих семинарий, духовенство обязывалось отдавать в них своих детей вместо прежнего обязательства зачислять их в цифирные школы. И эти последние, поскольку они содержались архиереями, закрывались и сливались с новыми духовными школами. Всеобщая "школьная повинность" для детей духовенства подтверждена указом Синода (1723 г.), со ссылкой на "волю Государя", что родители за уклонение лишаются должностей, а дети записываются в подушный оклад.

Несмотря на грозные законы, новое духовно-школьное дело не находило сочувствия в самом духовенстве Великороссии. Оно казалось "чужим" делом не потому только, что сдано было практически как бы в монополию малороссиянам, но еще и преподносилось в оболочке латинского еретического языка. Трудно было великороссу преодолеть это инстинктивное оттолкновение от латыни, к которой малороссы уже давно привыкли. Детей духовенства свозили для школьного смотра в епархиальный город, полу-экзаменовали, разбирали по способностям. Но собрать всех не удалось. Их скрывали и родня и чужие. Агенты Монастырского Приказа разыскивали беглецов и привозили как арестантов в кандалах. Иные прикидывались дурачками. Зная этот прием обмана, в свое время проделанный Давидом, чтобы не попасться в руки филистимлян, Духовный Регламент предписывал подвергать этих дезертиров науки годичному испытанию. Само духовенство и монастыри саботировали положенные на содержание духовных школ сборы хлеба. Да и власть, учреждавшая школы, была бессильна снабдить их достаточным количеством учителей. Сам Синод, чувствуя свое бессилие, дозволил, чтобы не провалилось все дело, довольствоваться в новых духовных школах грамматикой, арифметикой и коротеньким катехизисом. Не до латыни, не до греческого языка! При таком почти стихийном пассивном сопротивлении неудивительно, что по смерти Петра Великого целый ряд этих зачаточных семинарий просто захирел и закрылся. На фоне этого инстинктивного бытового саботажа богословской школы великорусским духовенством неудивительно, что в послепетровское безвременье особым школьно-богословским активизмом отличались одни только иерархи-малороссы. Еп. Гавриил (Бужинский) восстановил захиревшую семинарию в Рязани, еп. Гедеон (Вишневский) - в Смоленске. Иркутские епископы - Иннокентий (Кульчицкий - канонизованный) и Иннокентий (Нерунович) открыли школы у себя в далекой Сибири. В Пскове в 1725 г. открыл духовную школу еп. Рафаил (Заборовский). В Харькове еп. Епифаний Тихорский в 1726 г. открыл коллегиум, потом блестяще развившийся.

С воцарением Анны Иоанновны (1730 г.), "диктатором" церковных дел стал Феофан (Прокопович). Он употребил особые усилия, чтобы реализовать максимально свои мечты о духовной школе, изложенные им в Духов. Регламенте. Уже в манифесте о своем воцарении новая императрица указала - во всех епархиях открыть духовные школы согласно с буквой Духов. Регламента. А так как подневольные открытия по всем епархиям ограничились школками очень элементарными, то новый именной указ 1737 г. потребовал, чтобы в них повсюду вводился курс средне-учебных заведений применительно к Дух. Регламенту и делались ежегодные отчеты Синоду. Архиерейские школы преобразовывались в "славяно-латинские семинарии". Примером служила Киевская Академия. А сложившиеся школы "славяно-русские" становились низшими подготовительными к средним, т. е. к семинариям. Так слагался прототип будущих "духовных училищ" XIX века. К концу царствования Анны Иоановны (1740 г.) насчитывалось уже 17 семинарий типа средних школ. Однако, это был лишь "тип" средних школ, но не полнота их предметов и ступеней. Не хватало ни учителей, ни материальных средств. Даже аннинское "кабинетское" правительство, взявшее в свой контроль все хозяйство церковных земель, убедилось на деле, что развернуть полную программу духовных школ, даже только с материальной стороны, архиереям непосильно. В 1738 г. поставлен был впервые вопрос о казенных "штатах" для семинарий. Но "временно и пока" различные ассигновки получили только три "видных" семинарии: СПБ Невская, Новгородская и Казанская. Жестокие аннинские "разборы" уменьшали количество кандидатов для семинарий, навстречу этому шел недостаток самих учителей. Так на деле и получалось, что и набирать в школы учеников приходилось силой и учить их удавалось едва грамматике, не доходя даже до риторики, не говоря уже о философии. Единственно в Харьковском Коллегиуме возвысились до богословия.

При благочестивой императрице Елизавете штатное пособие сохранено только за двумя академиями: киевской и московской. Но и церковная власть, получившая вновь в свое управление старые земельные хозяйства, получила лучшие возможности добывать средства на развитие духовных школ. И действительно, ко времени царствования Петра III и Екатерины II открылось еще 8 новых семинарий, и общее число их доросло до цифры 26 с общим числом учащихся в 6 000. Но многие из них еще не достигли уровня богословских классов. Первое место и по количеству учащихся все еще занимала академия в Киеве. В половине XVIII века там числилось 1 200 учащихся, тогда как в Москве было самое большее 600 и некоторые годы всего 200.

Одновременно, с таким ростом духовных школ происходил и стихийный перелом в существе самого школьного богословия. Кроме заимствования Москвой из Киева господствовавшего там и по форме и по существу латино-римского толкования догматов и морали, уже при Петре Великом к нам переносилась из того же киевского источника и разгоревшаяся там школьная борьба господствовавшего направления римо-католического с протестантским. Ярким представителем последнего меньшинственного направления явился в Великороссии Феофан Прокопович. Не будь он для Петра В. "чаровником" в вопросе церковно-практическом, латино-римское направление всего школьного богословия могло возобладать надолго. Тем более, что бесшкольным московским ревнителям всех рангов, пафос латинствующих киевлян казался роднее, православнее, чем петровская еретическая неметчина, которой веяло от Феофана - друга Петра и аннинских немцев.

Но победа талантливого Феофана и его протестантского направления одержана была им еще на киевской почве, ибо там нашло и свой сочувственный отклик и свое школьное продолжение. Борьба перенесена in flagrante в Москву. И здесь, в более молодом поколении богословов стихийным чутьем, инстинктивно, решилась в сторону предпочтения Феофановской концепции, несмотря на явные ее и для самих учеников "перегибы" в сторону протестантизма.

Старые киевские профессора, Феофилакт (Лопатинский), Иоасаф (Кроковский) шли в философии за Аристотелем, а в богословии за Фомой Аквинским. Новые - избрали себе Баумейстера и новую философию: Декарта, Лейбница, Вольфа. Следуя образцу Феофана, профессора - Сильвестр (Кулябко) и Георгий (Конисский) читали богословие уже под антилатинским руководством протестантов, но все на том же общеевропейском латинском языке. Православное исповедание веры Петра (Могилы) штудировалось по латинскому его тексту. И лишь в 1759 г., по указанию киевского митрополита Арсения (Могилянского), начали текст его зубрить в русифицированном церковно-славянском переложении. Из Киева это новое веяние разлатынивания и обрусения богословской науки еще охотнее принято было в Московской "Академии" ее учителями, выходцами из той же киевщины. Поворот от римо-католической монополии в школе произошел безвозвратный, но он был медленный, пока не подросли и не окрепли новые местные богословы - великорусы.

Со вступлением на престол Екатерины II иерархи-великорусы, готовые принять секуляризацию недвижимой церковной собственности, справедливо рассчитывали получить за свою готовность к этой реформе серьезную компенсацию из казенного бюджета на переустройство, в частности, и духовных школ. Рукой светских секуляризаторов в инструкцию Комиссии о церковных имениях 1762 г. вписана от имени Екатерины II беспощадная характеристика тогдашнего состояния духовных училищ: "Прошло 40 лет со времени появления их, но и по сие время архиерейские семинарии состоят в весьма малом числе достойных и надежных учеников, в худом учреждении для наук и в бедном содержании. Семинаристы нынешние обыкновенно в некоторых местах обучаются латинскому и греческому языкам от неискусных учителей, не знают иных учений, как только самые первые и школьные основания латинского языка: не обучаются ни наук философских и нравоучительных, не знают истории церковной, ни гражданской, ниже положение круга земного и мест, на которых в рассуждении других народов живут. Набираются они в семинарии от отцов и матерей, большей частью неволею и содержатся без разбора".

Эта мрачная характеристика служила предисловием к последовавшему затем поручению особой комиссии при св. Синоде составить план преобразования духовных школ. Комиссию составили люди новой иерархической смены, из великороссов: Тверской епископ Гавриил (Петров), Псковский Иннокентий (Нечаев) и иеромонах Платон (Левшин). Комиссия, по-видимому, настроена была "великодержавно". Московскую Академию предположено освободить от сред нешкольных классов, свести только к высшему курсу дисциплин богословских и назвать Духовным Университетом. Киевскую оставить в прежнем виде. А средние школы-семинарии разделить на два разряда, на старшие семинарии - в СПБ, Новгороде, Ярославле и Казани, и на младшие семинарии во всех других епархиях. Последние и мыслились, как заурядные школы для приготовления заурядного приходского иерейства. Но так, как и младшие семинарии посвящались дисциплинам церковным и общеобразовательным средне школьного уровня, то для прохождения начальной грамотности и в этом случае уже не только детьми Духовного сословия, но и всех других, предположено в каждой епархии, при 3-х-4-х монастырях, завести школы низшие, начальные с претенциозным названием "гимназий". Эти младшие школы уже мыслились не замкнуто сословными, а открытыми для всех и обслуживающими общегосударственные задачи народного просвещения вообще. Эта идея обслуживания просвещения народа вообще проводится в проекте и еще глубже, до конца. Ради систематического и всеохватывающего, просветительного влияния церкви на народную душу, в этот проект внесен тот замысел, который в конце XIX и начале XX вв. дал основание для политической борьбы против школ церковно-приходских и за монополию школ земских. Здесь наши екатерининские иерархи-великороссы проявили чуткость и прозорливость, опасаясь невыгодных последствий для христианизации души народной и петровского и екатерининского знамени "просвещенства". Они осознали, что низшая общенародная школа не должна уйти совсем в светские руки. Поэтому наши иерархи-великороссы спроектировали - приблизить начальную школу к деревенским низам народа, но материальные затраты на это, помимо труда учительства, целиком взять на средства церковные. Устроить эти народные школы предположили при благочиниях под ближайшим надзором благочинных. А высший надзор за всем школьным делом поручить одному из членов Синода. В изложенном проекте екатерининское правительство (в отличие от новой эпохи Александра III и Николая II) не усмотрело ничего себе враждебного, даже обрадовалось этому усердию духовенства - жертвенно посодействовать народному просвещению и поручило заново пересмотреть этот проект специально низших церковно-приходских школ.

Но, как многие широковещательные замыслы Екатерины II, весь описанный проект не был принят правительством к осуществлению. Однако "заряд" его не пропал даром. Иерархи-москвичи, лишенные теперь помещичьего землевладения, тем усерднее добивались штатных окладов на духовные школы и их увеличений по мере их внутреннего роста и их количественного размножения. Первые после отобрания церковных поместий штаты на школы из казны 1763 г. сводились к 40 000 р. в год. В 1784 г. они были возвышены до 77 500 р. На семинарию в год приходилось 2 000 р. Учителя получали по 150 р. в год. Подвижников такого учительского оклада было немного. Да и этим труженикам заведенная нищенская система учительства не давала возможности усилить свою специализацию в науках. Один преподаватель, а самое большее - два-три, вели свой класс через все ступени школы. Переходя в высший класс, они брались преподавать уже новые дисциплины в этом классе и т. д. Школы ниже семинарий, названные при Екатерине II "уездными" училищами, совсем не обеспечивались казной. Их по-прежнему архиереи и духовенство ухищрялись содержать своими домашними средствами. Одного программного уровня преподавания при этом не могло быть. Не было ни одинаковых денежных средств, ни одинакового нужного учительского персонала. В одних семинариях школьный курс исполнялся в 8 лет, в других в 13 (!). Как бы то ни было, теперь везде уже преподавалось и богословие. И вот еще результат новых педагогических веяний, великорусский "модернизм": отрыв от латыни в философии и богословии, преподавание их на своем русском языке. Курс богословия Платона (Левшина), написанный на русском языке, стал учебником богословия. Дисциплина и система наказаний модернизованы, основываясь на "благородном честолюбии" учеников.

Московская Академия и Троицкая семинария стараниями Платона (Левшина), учителя, префекта, ректора и высокого руководителя, подняты выше уровня консервативно-провинциальной Киевской Академии. В 1788 г. СПБ семинария по плану митр. Гавриила (Петрова) была тоже повышена в полноте преподаваемых дисциплин в параллель новооткрытой Учительской Семинарии. Своей задачей СПБ Главная Семинария ставила систематическую подготовку учителей для обычных семинарий. И потому митр. Гавриил испросил у Синода право для его семинарии ежегодно вызывать из всех провинциальных семинарий одного-двух способных учеников. В порядке именно этого вызова из Владимиро-Суздальской семинарии, в силу данного установления в СПБ Александро-Невской Главной Семинарии, и появился в качестве способного студента, блестящего преподавателя, а затем и статс-секретаря и графа знаменитый М. М. Сперанский.

Страница сгенерирована за 0.08 секунд!

Этот год юбилейный для Киевской духовной Академии и Семинарии - киевские духовные школы праздруют свое 400-летие. Предагаем вашему вниманию подборку 10 духовных учебных заведений православной Церкви по всему миру.

Киевская духовная Академия и Семинария

Киевская духовная академия - старейшее высшее учебное заведение Украинской Православной Церкви. Находящееся в Киеве на територии Киево-Печерской лавры. Имеет историю, восходящую к началу XVII века.

Санкт-Петербургская Православная Духовная Академия и Семинария

Санкт-Петербургская духовная академия - одно из высших учебных заведений Русской Церкви, основанное в Санкт-Петербурге с 1721 года.

В настоящее время представляет собой комплекс духовно-учебных заведений, объединяемых условным наименованием Са́нкт-Петербу́ргские духо́вные шко́лы.

Сегодня Санкт-Петербургские Духовные школы включают: духовную академию, духовную семинарию, регентское и иконописное отделения, факультет иностранных студентов.

В настоящее время на Факультете обучаются студенты из Боснии и Герцеговины, Германии, Греции, Китая , Литвы, Македонии, Нидерландов, Польши, Сербии, Таиланда, Финляндии, Черногории, Швеции, Эстонии и учится один студент из Норвегии.

Московская духовная Академия

Официальное наименование организации: Религиозная организация - духовная образовательная организация высшего образования «МОСКОВСКАЯ ДУХОВНАЯ АКАДЕМИЯ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ»

Учредителем МДА является православная религиозная организация Русская Православная Церковь. МДА подотчетна Патриарху Московскому и всея Руси и Священному Синоду.

Основанная в 1685 году и первоначально именовавшаяся Славяно-греко-латинской академией, Московская Духовная Академия (далее Академия) является первой высшей школой России и одним из центров развития православного образования и церковной науки в Русской Православной Церкви.

Высшая духовная Академия Афин

Высшая духовная Академия Афин является официальным учебным заведением православной церкви Греции. Академия дает высшее образование, наравне с высшими учебными заведениями, находящимися в ведении Министерства образования Греции.

Почаевская духовная семинария

Почаевская духовная семинария - одна из самых молодых духовных школ Украинской православной церкви. Была основана в 1925 году на територии Почаевской Лавры в виде монастырской богословской школы с трехлетним курсовм обучения, в которой первоначально обучались послушники и иноки Почаевской Лавры.

Богословский институт святого Иоанна Дамаскина

Богословский институт святого Иоанна Дамаскина - духовное учебное заведение Антиохийской православной церкви, расположенное в Баламандском монастыре. Действует как факультет Баламандского университета.

Тбилисская духовная академия

Тбилисская духовная академия – высшее учебное заведение Грузинской православной церкви , основана в 1988 году на базе Мцхетской духовной семинарии, действовавшей c 1963 года. Тбилисская духовная академия готовит священников, богословов. В 2005 году в академии был открыт факультет иконописи и реставрации.

Духовная академия в Салониках

Духовная академия в Салониках является одной из высших школ греческого государственного сектора .
Священнослужители и мирские студенты обучаются в соответствии с высокими стандартами , диплом Академии соответсвует любому другому греческому университету.

Софийский университет имени святого Климента Охридского

Софийский университет - старейшее высшее учебное заведение Болгарии. Святой Климент Охридский – один из основоположников славянской письменности, покровитель Софийского университета. Университет имени Климента Охридского основан в 1888 году, через 10 лет после освобождения Болгарии. Ректор – Иван Илчев. 3 отделения, 16 факультетов, собственное издательство, новейшие компьютерные и спортивные центры, 14 тысяч студентов.

Карловацкая духовная семинария в Сербии

Семинария Святого Арсения Сремаца в Сремских Карловцах - духовная семинария Сербской православной церкви. Представляет собой один из старейших и наиболее важных учебных заведений у сербов.

Первую сербскую православную семинарию, также именуемую старой Карловацкой семинарией, основал митрополит Стефан (Стратимирович) в 1794 году спустя 3 года после своего основания Карловацской гимназии.

3. Духовная школа сирийского Востока

1) Сирийская христианская образованность

Перейдем теперь к следующей теме - к рассмотрению основ богословского образования на сирийском Востоке. Несмотря на различие культурной почвы и исторических условий, духовные школы сирийского Востока развивались по схеме, аналогичной той, по которой развивались христианские учебные заведения эллинистического мира. Однако на сирийском Востоке мы можем обнаружить несколько иную интуицию, иную концепцию духовного образования, которая не лишена своей оригинальности и глубины.

Крупнейшие центры сирийской христианской образованности - знаменитые академии Эдессы и Нисибина - возникли, подобно эллинистическим школам, на почве небольших катехизических школ при христианских храмах. Согласно сирийским источникам, в этих приходских школах обучались только мальчики. Обучение начиналось с освоения основ грамоты по Псалтири и заучивания псалмов наизусть; так, основатель Нисибийской академии мар Нарсай поступил в школу города Айн Дулба в возрасте семи лет; благодаря своим незаурядным способностям, он уже через девять месяцев «отвечал всего Давида», т. е. выучил наизусть всю Псалтирь. Дальнейшее начальное образование включало в себя изучение Ветхого и Нового Заветов, а также библейских толкований Феодора Мопсуестийского. В систему этого начального образования входило, кроме того, заучивание наизусть важнейших богослужебных песнопений и некоторый опыт в гомилетике.

О ранних годах существования Эдесской академии мы имеем лишь отрывочные сведения. Известно, что после того, как в 363 году Нисибин был захвачен персами, оттуда в Эдессу бежали многие христиане. Среди них был и мар Апрем, более известный нам под именем преподобного Ефрема Сирина. Он основал в Эдессе знаменитую «школу персов» (т. е. беженцев из Персии). «О преподавании в ней можно судить по библейским комментариям преп. Ефрема... Это была школа семитского типа, вроде еврейских школ, - школа–общежитие, некое братство. Главным предметом преподавания и впоследствии оставалось Священное Писание. Нужно было научиться читать и объяснять Библию. Ученики записывали и заучивали объяснения учителя» .

При жизни преподобного Ефрема и в течение нескольких десятилетий после его смерти в Эдесской школе пользовались его толкованиями Писания в качестве экзегетических образцов. Однако в 420 году мар Киора, один из преемников преподобного Ефрема на посту ректора школы, принял решение перевести на сирийский язык библейские комментарии Феодора Мопсуестийского, охватывавшие, в отличие от комментариев Ефрема, практически все книги Библии. После того, как перевод был закончен, толкования Феодора Мопсуестийского вытеснили в учебной программе все прочие толкования, а сам Феодор стал главным авторитетом в области богословия и экзегетики во всей восточно–сирийской традиции: его называли не иначе как «Блаженным» или «Вселенским Толкователем».

Как известно, Феодор Мопсуестийский был представителем крайне диофизитского направления в христологии, впоследствии отождествленного с несторианством. После осуждения Нестория на Ефесском Соборе 433 года на всю восточно–сирийскую традицию легло подозрение в ереси. Споры между монофизитами и диофизитами захлестнули и Эдесскую школу. В 489 году школа была объявлена очагом несторианства и по приказу императора Зенона закрыта. За несколько лет до этого ее руководитель мар Нарсай вместе с учениками переселился в Нисибин. К концу V века Нисибийская школа становится одним из главных духовных и богословских центров сирийской Церкви.

Мар Нарсай был выдающейся личностью. Он прожил долгую жизнь, которая началась в IV, а закончилась в VI веке (399–501). Его популярность в Нисибине была очень велика. Он славился и как подвижник, и как выдающийся толкователь. По свидетельству летописца, шесть качеств более всего привлекали к нему народ: новизна его мыслей, умение держать себя с достоинством, располагающая внешность, отзывчивость, доброта и красноречие (красота его поучений) . С именем Нарсая связано появление интереснейшего документа - «Правил Нисибийской школы», которые мы рассмотрим ниже.

Еще одним знаменитым ректором Нисибийской школы был Энана Адиабенский, возглавивший школу в 572 году. При нем была сделана попытка отказаться от библейских комментариев Феодора Мопсуестийского, которые Энана хотел заменить на комментарии Иоанна Златоуста и свои собственные. Энана был яркой личностью и выдающимся богословом, однако авторитет «Вселенского Толкователя» оставался незыблемым, и против Энаны восстали не только многочисленные богословы и монахи, но и руководство сирийской Церкви. Поместный Собор этой Церкви, созванный в 585 году, подтвердил незыблемый авторитет Феодора, запретив кому–либо «явно или скрыто порицать этого Учителя Церкви или отвергать его святые книги». Впоследствии два Собора, в 596 и 605 годах, осудили толкования Энаны и повторили анафемы против «отвергающих комментарии, толкования и учения верного учителя, блаженного Феодора–Толкователя, и пытающихся ввести новые и странные толкования, исполненные безумия и злохуления» .

Энана принадлежал к тому течению в сирийской Церкви, которое симпатизировало Халкидонскому Собору: именно с этим было связано стремление Энаны освободиться от наследия «отца несторианства», Феодора Мопсуестийского. В течение достаточно долгого времени в Нисибийской школе продолжалась борьба между сторонниками Энаны и его противниками. Несмотря на соборные прещения конца VI века, Энана продолжал пользоваться авторитетом на рубеже VI и VII веков, когда были обнародованы дополнительные правила Нисибийской школы (их мы также рассмотрим ниже): там Энана назван «опытным в знании и славным в смирении» .

Скажу теперь несколько слов об учебном процессе, куррикулуме и структуре Эдесской и Нисибийской школ. Преподавание длилось три года и разделялось на два учебных семестра - летний и зимний. После пропедевтического курса студенты начинали систематическое изучение Священного Писания, а также филологических, исторических и богословских дисциплин. Изучалась, кроме того, греческая философия и литература, светская история, география и риторика . Учитель риторики имел титул «мехагйаны». Философия изучалась по первоисточникам: читали, в частности, сочинения Аристотеля, Порфирия, а также сирийских авторов. Философским дисциплинам обучал «бадука»; среди философских дисциплин одно из первых мест занимала логика. Занятия письмом и каллиграфией вел «сафра» - писец. «Макрейана» учил правилам чтения.

Ключевой фигурой в школе был «мепашкана» - толкователь. В его задачи входило преподавание библейской экзегетики. Мепашкана пользовался не только «нормативными» толкованиями Феодора Мопсуестийского; он мог обращаться и к толкованиям других греческих и сирийских авторов. Кроме того, существовала и устная традиция толкования, переходившая из поколения в поколение. Мепашкана обычно являлся и ректором, т. е. осуществлял общее духовное руководство школой.

Мепашкана–ректор не был администратором: хозяйственными и административными вопросами занимался «раббаита» - эконом. Ему было вверено все имущество школы, он отвечал за финансы, следил за дисциплиной и нес ответственность за содержание библиотеки. Должность эконома была выборной. Помощником эконома был ксенодарх, на котором лежала, в частности, забота о школьной больнице.

Несмотря на то, что ректор и эконом пользовались безусловным авторитетом, высшей властью в школе были не они, а собрание общины, в котором всегда принимали участие и учителя и ученики (последние в силу своего численного преимущества имели решающий голос) . На этом собрании обсуждались все важнейшие вопросы, связанные с деятельностью школы. Именно на нем избирали эконома. На нем же принималось решение об исключении того или иного провинившегося студента из школы. Собранию были подотчетны все члены общины, включая ректора и эконома, которые не могли без согласия прочих членов общины принимать ответственные решения .

Такая структура школы обеспечивала высокий уровень взаимного доверия между, с одной стороны, «профессорско–преподавательской корпорацией», с другой - учащимися. Немыслимым было исключение ученика из школы по «келейному» приговору нескольких членов школьной администрации. Естественно, что и отношение к эконому (совмещавшему в одном лице современные должности инспектора, помощника ректора по административно–хозяйственной части и заведующего библиотекой) было уважительным, поскольку он не назначался вышестоящими властями, а избирался самой общиной.

Из книги Мудрецы Талмуда. Сборник сказаний, притч, изречений автора Автор неизвестен

ШКОЛА ШАММАЯ И ШКОЛА ГИЛЛЕЛЯ Победа кроткогоТри года продолжался спор между школою Шаммая и школою Гиллеля. Каждая настаивала на правильности своих толкований Закона. Но раздался Бат-Кол:– Устами и тех, и других гласит слово Бога Живого, но поступать следует по

Из книги Духовная и культурная традиции в России в их конфликтном взаимодействии автора Хоружий Сергей Сергеевич

Духовная практика и духовная традиция. Концепт Хоружий: Тема лекции включает в себя слово «Россия» и предполагает, что речь пойдет о духовной и культурной традициях именно в России и о том, как происходит их взаимодействие. Не вообще и всегда, а именно в нашей стране. Может

автора Ростовский Димитрий

Из книги КНИГА ОБ АНТИХРИСТЕ автора

Из книги Жития Святых - месяц февраль автора Ростовский Димитрий

Из книги Книга об Антихристе автора Деревенский Борис Георгиевич

Память преподобного Фалассия, пустынника Сирийского Преподобный Фалассий еще в юном возрасте построил себе на одной горе жилище и поселился в нем. Отличаясь по природе чистосердечием и смиренномудрием, он скоро почувствовал влечение к иноческим подвигам. Он удалился на

Из книги Очерки по истории Русской Церкви. Том 2 автора

Память преподобного Варадата, пустынника Сирийского Преподобный Варадат был родом из Антиохии . Избрав себе подвиги созерцательной отшельнической жизни, он заключился сперва в одной хижине, а потом чрез несколько времени удалился на одну высокою гору и безвыходно

Из книги История русской церкви (Синодальный период) автора Цыпин Владислав

«КЕДР» СИРИЙСКОГО АПОКАЛИПСИСА БАРУХА *** Апокалипсис Баруха появился в промежутке между двумя иудейскими восстаниями (70-135 гг.) , когда апокалиптический жанр уже изживал себя в еврейской литературе. Наиболее полная версия этого сочинения дошла до нас на сирийском

автора Карташев Антон Владимирович

Из книги Очерки по истории Русской Церкви. Том II автора Карташев Антон Владимирович

Из книги Очерки по истории Русской Церкви. Том II автора Карташев Антон Владимирович

Духовная школа Всей древности не было свойственно яркое сознание школы, для усвоения тех или других знаний в возможно более краткий срок, возможно более широким кругом учащихся. Принцип не только интенсивности мысли и ее глубины, но и ее экстенсивности, широчайшей

Из книги Жития Святых (все месяцы) автора Ростовский Димитрий

Духовная школа Всей древности не было свойственно яркое сознание школы, для усвоения тех или других знаний в возможно более краткий срок, возможно более широким кругом учащихся. Принцип не только интенсивности мысли и ее глубины, но и ее экстенсивности, широчайшей

Из книги Православное богословие на рубеже столетий автора Алфеев Иларион

Духовная школа Всей древности не было свойственно яркое сознание школы, для усвоения тех или других знаний в возможно более краткий срок, возможно более широким кругом учащихся. Принцип не только интенсивности мысли и ее глубины, но и ее экстенсивности, широчайшей

Из книги автора

Память преподобного Фалассия, пустынника Сирийского Преподобный Фалассий еще в юном возрасте построил себе на одной горе жилище и поселился в нем. Отличаясь по природе чистосердечием и смиренномудрием, он скоро почувствовал влечение к иноческим подвигам. Он удалился на

Из книги автора

1. Апостольская община как «духовная школа» Начнем с апостольской общины во главе с Иисусом Христом. Эта община была первой новозаветной школой, в которой ученики усваивали Божественное Откровение из уст Самого воплотившегося Бога Слова. Именно в усвоении этого опыта и

Из книги автора

2. Христианская духовная школа эллинистического мира Проповедь апостолов и их преемников стала почвой, на которой сформировались все духовные школы христианского Востока. По мере того как Церковь расширялась географически, христианские учителя сталкивались с