Что делали чеченцы с русскими солдатами. Что боевики делали с пленными российскими солдатами на Чеченской войне

В самом начале 1995 года две отдельные бригады специального назначения (22-я и 67-я) получили от руководства задачу: провести ряд диверсий на территории противника, а также скоординировать удары авиации и артиллерии по боевикам. Взяв большое количество взрывчатки, необходимой для минирования дорог, военные погрузились в вертолеты. Но план дал сбой в самом начале. По задумке 230-й отдельный отряд специального назначения (он был сформирован из двух групп 22-й бригады) должен был высадиться у Аргунского ущелья, что на северных склонах Кавказского хребта. А вот 67-ю бригаду хотели отправить к селу Сержень-Юрт Шатойского района.

Эмблема до 2009 года. (wikipedia.org)

Во главе 230-го отряда встал майор Игорь Морозов, за плечами которого уже был военный опыт — он участвовал в боевых действиях в Афганистане. Когда вертолеты с десантниками приблизились к точке, выяснилось, что десантирование невозможно — горели нефтяные месторождения. Сильно задымленной оказалась и запасная точка высадки. Тогда Морозов принял решение десантироваться не с северной стороны хребта, а с южной. И хотя экипаж вертолетов заметил неизвестных людей, от операции решено было не отказываться. Совершив несколько ложных приземлений, чтобы запутать противника, 230-й отряд все же оказался на земле. Высадились солдаты близ села Комсомольское.

Морозов повел своих людей на север, чтобы добраться до изначально запланированного места высадки. В пути они неожиданно встретили боевиков. Но боя не произошло, солдаты противника быстро ушли. Майор Морозов, понимая опасную ситуацию, попытался догнать боевиков и уничтожить. Но усилия оказались напрасными, противник ушел. Понимая, что вся операция находится на грани срыва, командир сообщил командованию о вынужденной эвакуации. Но получил отказ. Еще две попытки закончились так же. И 230-му отряду пришлось двигаться дальше, чтобы их не догнали боевики.

Командование, хотя и отклонило запросы на эвакуацию, решило все же оказать помощь солдатам Морозова. Поэтому к хребту был отправлен 240-й отряд (также сформированный из 22-й бригады) под командованием майора Андрея Иванова. Есть версия, что «верхи» хотели эвакуировать Морозова, поскольку тот провалил задание, заменив его на майора Вячеслава Дмитриченкова. Но Игорь занимался наведением вертолетов для высадки, находясь на другой высоте. Поэтому его эвакуация была физически не возможна. Получив усиление, численность отрядов превысила сорок человек, среди которых было четыре майора. Причем у троих (Иванова, Морозова и Хоптяра) был боевой опыт, полученный в Афганистане. А Иванов и вовсе три раза получал Орден Красной Звезды.

И хотя отряд был усилен, неясной оставалась ситуация с командиром. От «верхов» никакой конкретной информации на этот счет не поступило. Фактическую роль лидера взял на себя Иванов, но все решения принимались на всеобщем голосовании (против этого выступил Морозов, но его не послушали).

Солдаты, ориентируясь по старым картам (выпущенным еще в 70-х годах) выдвинулись на север. Они понятия не имели, что на их пути находилась асфальтированная дорога, которую пересекать было нельзя. Но… Следы русских солдат на снегу обнаружил один из местных жителей, который тут же поделился ценной информацией с боевиками. За спецназовцами началась слежка. Отряд ее, к слову, быстро заметил. И благодаря своевременной реакции, два боевика были взяты в плен. Во время допроса пленники заявили, что они сражаются против режима Дудаева и готовы оказать русским всяческую помощь. Естественно, Иванов им не поверил. Русские солдаты двинулись дальше по глубокому снегу, неся тяжелое снаряжение. Что же касается пленников, то об их судьбе нет точных сведений. По самой распространенной версии, боевиков после допроса отпустили.

Российские солдаты. (ruspekh.ru)

Шестого января уставшие и измученные солдаты оказались на безымянной высоте. Оценив местность, Иванов решил, что ровная площадка сгодится в качестве точки эвакуации. Он сделал соответствующий запрос, но руководство вновь ответило отказом, сославшись на плохую погоду. Иванов хотел было отправиться дальше, но Морозов уговорил его остаться на этой высоте и ждать улучшения метеоусловий.

Кавказские пленники

Спецназовцы и не подозревали, что за ними уже шла целенаправленная охота. Вот только боевикам не было известно местонахождение русских. И, словно подарок, солдаты решили приготовить завтрак на костре утром седьмого января. Это и стало роковой ошибкой. Вдруг началась стрельба. Два спецназовца погибли, а боевики, взявшие высоту в кольцо, потребовали сдаться в плен. Численность противника установить было невозможно из-за густой растительности на склонах и сильного тумана. Боевики же, наоборот, находились в лучших условиях и прекрасно видели русских солдат. Иванов потребовал у руководства незамедлительной эвакуации, но вновь получил отказ из-за плохой погоды. По факту, вариантов развития событий у майора было три: либо попытаться организовать оборону в надежде, что вертолеты прилетят, либо постараться прорваться сквозь окружение, либо сдаться.

Поначалу солдаты выбрали первый вариант. Иванов отправил Морозова к боевикам на переговоры. От майора требовалось всеми возможными способами затянуть процесс, чтобы выиграть время. Но боевики прекрасно понимали ситуацию, поэтому переговоров как таковых не получилось. И Иванов решил сдаться, уничтожив сначала все важные документы, радиостанцию и снайперскую винтовку.

Оказалось, что высоту окружили более двухсот боевиков. И теоретически Иванов мог попытаться и прорвать окружение, и продержаться до эвакуации. Но тактические ошибки сыграли главную роль. По мнению некоторых боевых офицеров, злую шутку с Морозовым и Ивановым сыграл как раз афганский опыт. Майоры отталкивались от него, а в условиях Кавказа он оказался ненужным. Ведь горы в Афганистане и Чечне сильно отличались друг от друга, поэтому они не смогли правильно оценить всю опасность ситуации.

Продвижение по горам. (livejournal.com)

Боевики доставили пленников в село Алхазурово, а оттуда перевезли в город Шапи. Иванова и старшего радиста Калинина держали отдельно от других русских солдат. Во время одного из допросов Иванов получил черепно-мозговую травму из-за удара бутылкой. Поэтому его боевики выдали российской стороне практически сразу. Но это был единичный случай. С остальными пленниками боевики вели себя относительно миролюбиво. По одной из версий, такое отношение было вызвано тем, что среди боевиков, находящихся в Шапи были те, кто лично знал майора Морозова еще со времен войны в Афганистане.

Боевики согнали в Шапи много журналистов, причем не только российских, но и иностранных. Также они провели встречу родителей с солдатами. Переговоры между Россией и Чечней прошли быстро, стороны остановились на варианте по обмену военнопленными. И вскоре солдаты были отпущены. Произошло это девятнадцатого января близ леса Герзель-Аул, что в Гудермесском районе. Дольше всех в плену находился майор Дмитриченков. Его смогли освободить лишь весной.

Фото с сайта www.newsru.com

Британская газета The Sunday Times опубликовала выдержки из личного дневника высокопоставленного офицера российского спецназа, который участвовал во второй чеченской войне. Обозреватель Марк Франкетти, который самостоятельно перевел текст с русского языка на английский, в своем комментарии пишет, что ничего подобного никогда не публиковалось.

«Текст не претендует на роль исторического обзора войны. Это история автора. Свидетельство, которое писалось в течение 10 лет, холодящая кровь хроника казней, пыток, мести и отчаяния в течение 20 командировок в Чечню», — так характеризует он эту публикацию в статье «Война в Чечне: дневник убийцы», на которую ссылается InoPressa.

В выдержках из дневника содержатся описания боевых действий, обхождения с пленными и гибели товарищей в бою, нелицеприятные высказывания о командовании. «Чтобы уберечь автора от кары, его личность, имена людей и географические названия опущены», — отмечает Франкетти.

«Проклятой» и «кровавой» называет Чечню автор записок. Условия, в которых приходилось жить и воевать, сводили с ума даже таких крепких и «натасканных» мужчин, как спецназовцы. Он описывает случаи, когда у них сдавали нервы и они начинали бросаться друг на друга, устраивая потасовки, или измывались над трупами боевиков, отрезая им уши и носы.

В начале приведенных записей, видимо, относящихся к одной из первых командировок, автор пишет, что жалел чеченских женщин, чьи мужья, сыновья и братья примкнули к боевикам. Так, в одном из селений, куда вошла российская часть и где остались раненые боевики, две женщины обратились к нему с мольбой отпустить одного из них. Тот внял их просьбе.

«Я мог бы казнить его на месте в тот момент. Но мне стало жаль женщин», — пишет спецназовец. «Женщины не знали, как меня благодарить, совали мне в руки деньги. Я взял деньги, но это осело на душе тяжелым грузом. Я почувствовал себя виноватым перед нашими погибшими ребятами».

С остальными ранеными чеченцами, согласно дневнику, поступили совсем иначе. «Их выволокли наружу, раздели догола и запихали в грузовик. Некоторые шли сами, других били и толкали. Один чеченец, потерявший обе ступни, выкарабкался сам, шагая на культях. Через несколько шагов он потерял сознание и осел на землю. Солдаты избили его, раздели догола и бросили в грузовик. Мне не было жаль пленных. Просто зрелище было неприятное», — пишет солдат.

По его признанию, местное население смотрело на русских с ненавистью, а раненые боевики — с такими ненавистью и презрением, что рука сама невольно тянулась к оружию. Он рассказывает, что ушедшие чеченцы оставили в том селении раненого русского пленника. Ему переломали руки и ноги, чтобы он не смог сбежать.

В другом случае автор описывает ожесточенное сражение, в ходе которого спецназовцы выбили боевиков из дома, где они засели. После боя солдаты обшарили здание и в подвале обнаружили несколько наемников, сражавшихся на стороне чеченцев. «Все они оказались русскими и воевали за деньги, — пишет он. — Они принялись кричать, умоляя нас не убивать их, потому что у них семьи и дети. Ну и что с того? Мы сами тоже не оказались в этой дыре прямиком из сиротского приюта. Мы казнили всех».

«Истина в том, что храбрость людей, воюющих в Чечне, не ценится», — рассуждает спецназовец в дневнике. В пример он приводит случай, о котором ему рассказали солдаты другого отряда, с которым они вместе коротали одну из ночей. На глазах одного из их ребят убили его брата-близнеца, но тот не только не был деморализован, но и отчаянно продолжил сражаться.

«Вот как люди пропадают без вести»

Довольно часто в записях встречаются описания того, как военные уничтожали следы своей деятельности, связанной с применением пыток или казнями пленных чеченцев. В одном месте автор пишет, что одного из мертвых боевиков завернули в полиэтилен, засунули в колодец, наполненный жидкой грязью, обложили тротилом и подорвали. «Вот как люди пропадают без вести», — добавляет он.

Так же поступили с группой чеченских смертниц, захваченных по наводке в их убежище. Одной из них было за 40, другой едва исполнилось 15. «Они были под кайфом и все время нам улыбались. На базе всех трех допросили. Поначалу старшая, вербовщица шахидок, отказывалась говорить. Но это изменилось после побоев и воздействия электрошоком», — пишет автор.

В итоге смертниц казнили, а тела взорвали, чтобы скрыть улики. «Значит, в итоге они получили то, о чем мечтали», — рассуждает солдат.

«В высших эшелонах армии полно муд**ов»

Много пассажей дневника содержит резкую критику командования, а также политиков, которые посылают на смерть других, а сами остаются в полной безопасности и безнаказанности.

«Однажды меня поразили слова генерала-идиота: его спросили, почему семьям моряков, погибших на атомной подлодке «Курск», выплатили крупную компенсацию, а солдаты, убитые в Чечне, до сих пор дожидаются своей. «Потому что потери на «Курске» были непредвиденными, а в Чечне они прогнозируются», — сказал он. Значит, мы пушечное мясо. В высших эшелонах армии полно таких муд**ов, как он», — говорится в тексте.

В другом случае он рассказывает, как его отряд попал в засаду, потому что их обманул собственный командир. «Чеченец, обещавший ему несколько АК-47, уговорил его помочь ему совершить кровную месть. В доме, который он нас послал зачищать, не было мятежников», — пишет спецназовец.

«Когда мы вернулись на базу, погибшие ребята лежали в мешках на взлетно-посадочной полосе. Я раскрыл один из мешков, взял друга за руку и сказал: «Прости». Наш командир даже не взял на себя труда попрощаться с ребятами. Он был в стельку пьян. В тот момент я его ненавидел. Ему всегда было плевать на ребят, он их просто использовал, чтобы делать карьеру. Позднее он даже пытался обвинить в неудачной зачистке меня. Му**к. Рано или поздно он заплатит за свои грехи», — проклинает его автор.

«Жаль, что нельзя вернуться назад и что-то исправить»

В записках также рассказывается о том, как война повлияла на личную жизнь солдата — в Чечне он постоянно скучал по дому, жене и детям, а возвращаясь, постоянно ссорился с женой, часто напивался с сослуживцами и нередко не ночевал дома. Отправляясь в одну из длительных командировок, откуда он мог уже не вернуться живым, он даже не попрощался с женой, которая накануне наградила его пощечиной.

«Я часто думаю о будущем. Сколько еще страданий нас ожидает? Долго ли еще мы сможем продержаться? Ради чего?» — пишет спецназовец. «У меня много хороших воспоминаний, но только о ребятах, которые действительно рисковали своей жизнью ради части. Жаль, что нельзя вернуться назад и что-то исправить. Все, что я могу, — это попытаться избежать тех же ошибок и всеми силами постараться жить нормальной жизнью».

«Я отдал спецназу 14 лет жизни, потерял много, многих близких друзей; ради чего? В глубине души мне остается боль и ощущение, что со мной поступили нечестно», — продолжает он. А финальная фраза публикации такова: «Я жалею только об одном — что может быть, если бы в бою я повел себя иначе, некоторые ребята до сих пор были бы живы».

Военные действия в Чечне 1994-1996 гг. (как и во вторую кампанию 1999-2000 гг.) носили исключительно жестокий характер. Имеется огромный материал о том, как действовали федеральные войска с самых первых дней войны. Он собран преимущественно российскими правозащитными организациями “Гласность” и “Ме-

мориал”11. Имеются достоверные свидетельства о том, что основные жертвы воюющие и мирные граждане понесли в начальный период войны. Хорошо известны многочисленные случаи, когда в условиях жестоких боев в Грозном и в других местах убитых и даже раненых не вывозили. Тема брошеных трупов - стала одной из главных в военных историях. Она обросла чудовищными слухами, в которые люди верили и рассказывали друг другу уже после войны.
“Много всякого я насмотрелся. Цена человека на войне - ничтожна. Во время войны трупы лежали на улицах штабелями, и российские не разрешали нам хоронить их. В начале войны российских погибших не считали, верней учета погибших не было вообще. Потом стали считать, но не на личности, а на количество. Скажем, в батальоне из 100 человек погибло половина, так комбат доложит 50 трупов и предъявит. Иначе разжалуют, а то и посадят. Если не хватает трупов - ищут недостающих везде, даже под землей. Лишь бы посвежей. А то и наших подберут. Изуродуют голову, чтобы не опознали и сдают по акту как труп российского солдата. Вот откуда путаница получается, и люди в России хоронят, сами не зная кого” (Висит М.).
Другой популярной версией стала история о том, как российские солдаты убивали друг друга, в том числе и за денежные вознаграждения. Среди чеченцев некоторые даже считали, что именно в этом взаимоуничтожении было убито больше, чем от чеченского оружия.
«Я скажу вам, а вы не поверите, что русские русских побили больше, нежели чеченцы. Я и сам не верил, пока своими глазами не увидел. Посулят
контрактникам большой куш, если возьмут дорогу или поселок. Те и рады стараться сдуру. Боевики отступят с поселка или, скажем, с автобазы, туда понабьются контрактники в ожидании куша. А тут налетает авиация или вертолеты, и от контрактников одна лишь пыль остается. Опять же выгода - кому-то платить не надо, а деньги все равно списали. Поди, спроси у мертвых, дали им деньги или нет.
А то, бывало, просто сборы или учения объявят или другая оказия. Налетят вертолеты - и нет никого. Так в пионерских лагерях под селом Чишки было. Я уж не говорю, как били российских солдат на блокпостах сами же русские с вертолетов. Это вроде бы мелочи. Поначалу вовсе убитым солдатам счет не велся. Сколько надо, столько и спишут. Меньше цинковок в Россию пойдет, тем лучше. Народ меньше будут будоражить, да и расходов, хлопот меньше на транспортировку. Потому, должно быть, трупы российских солдат сбрасывали на горящие нефтевышки, в труднодоступные горные ущелья или пропасти. Это уже потом бухгалтерию завели. Считать стали убитых. Сколько из части погибло, столько и трупов предъяви. Если, конечно, бомбой или снарядом не накрыло. Так ходили и собирали трупы. А то и у чеченцев, бывало, выменивали. А то и вымогали. Возьмут, бывало, заложников из чеченцев и требуют, чтобы к утру было столько-то трупов, а иначе заложникам каюк. Вот ведь какая грязная катавасия.
Конечно же, находились среди сотен подонков и приличные. Не все летчики соглашались бросать бомбы на головы мирных жителей. Бывало, прилетят к селу и сбросят бомбы на пустырь или в реку. Мне рассказывал сосед, как на одной неразорвавшейся бомбе, выброшенной далеко за селом в овраг, было написано: “Чем мог, тем помог“.
А то еще вот как бывало: стоят, скажем, на противоположных горах две части российской армии, следует команда: “Огонь!”. И принимаются дубасить друг друга до последнего солдата. Я думаю, может быть, и ссорились они между собой потому, как контрактники те народ бедовый, им никого не жалко. Контрактники-то вербовались зачастую из заключенных. Я много повидал солдат. И мне кажется, что среди них было много ненормальных. Говорили, что обкуренные, но я-то многих насмотрелся, я различаю - то были в натуре психические. Обкуренные - это так себе, слякоть» (Муса П.).
Действия федеральных военнослужащих в отношении гражданского населения дали достаточно оснований для ужасающих историй о жестоком обращении с чеченскими мужчинами, которых почти всех подозревали в участии в вооруженных действиях. В это число попадали даже те старики, кто почти полвека назад участвовали в войне против гитлеровской Германии и имели статус ветерана Отечественной войны со многими социальными льготами. Степень потрясения людей старшего поколения трудно себе представить, а тем более объяснить. Перед ними предстали в роли убийц их дети, будущее которых они защищали в боях с гитлеровской Германией.
«Я вот тут коровенку держал. Четырех внуков тем поднял. А государственное молоко - на что оно годится? Благо, на окраине живем. Тут до войны целое стадо собиралось. Пастуха даже нанимали. А был здоро
вее, я и сам ходил в пастухах. А как война началась, я корову в землянку перевел. Сам оборудовал из разграбленного склада. А накат забросал старыми ящиками. Вот мы с младшим моим все первые месяцы поили и кормили ее, а она - животное умное, как началась война, ни разу не мычала, точно онемела. Только смотрит умными глазами, вроде бы печальными.
Но однажды нас с сыном подловили пьяные солдаты. Сына прикладом по голове, потащили в дом. Я говорю, что я сам фронтовик, орденскую книжку показал. Так лейтенант меня так двинул по зубам, что я последние выплюнул. Вы, говорит, нам в спину стреляете. Знаем мы вас, сволочей. И опять стали избивать. Мне-то оно ничего, я уже всякое повидал. Сына жалко, ему только еще 17 исполнилось. Избили нас, потом к стенке. Сейчас, говорят, стрелять будем. Так они мне здоровую почку отбили, что я стоять не мог. Сын меня поддерживал. И, знаешь, хоть и малец, но ни разу не застонал. А тут во двор какой-то капитан зашел. Увидел нас и спрашивает солдат: “Вы что тут делаете?”.
А солдаты отвечают: “Вот врагов в расход пускаем”.
“Каких таких врагов? Это старец с мальцом враги что ли?”.
А сержант тут подбегает к сыну, я и толком-то ничего не понял. Сунул руку в карман куртки, а там стреляные гильзы. Веришь, нет, я тут совсем онемел. Две войны прошел - ничего не боялся. А тут как увидел гильзы, так вроде ступор на меня напал. Я еще прежде заметил, что сержант, поднимая избитого сына с земли, сунул ему руку в карман куртки. Тогда у меня мелькнуло в голове, может курево ищет или деньги. А он, оказывается, подлец, сунул ему гильзы в карман. Хорошо, что капитан бывалый оказался. Он гильзы-то не стал смотреть. А подошел и посмотрел руки сына.
“Нет, - говорит, - эти руки не стреляли. Пойду доложу комбату. А этих не трогать до моего возвращения”.
Не знаю, сколько стояли. Должно быть, долго. Потому как я опять упал. Но тут меня пожалел какой-то молоденький солдат. Равилем, помнится, звали. Сторожил он нас. Тут сын понемножку пришел в себя. И говорит этому Равилю: “Слушай, я корову в последний раз покормлю, отпущу. Вернусь. Все равно отца не брошу”.
Тот солдатик говорит: “Я комвзвода спрошу”.
Пришел тот сержант, что выбил мне зубы, с ним двое пьяных. “Идите, - говорит, - кормите. И возвращайтесь только через полчаса”.
Я не сразу понял, почему нам полчаса дают. А когда вернулись в дом - понял. Солдаты все унесли из дома. Все. Даже магнитофон сына, который он прятал в кладовке под ветошью. Все теплые вещи унесли. А что с собой не могли унести, загадили. Ну, да шут с этим барахлом. Сын только с тех пор сильно изменился. Не то, чтобы озлобился, но стал какой-то печальный. Все молчит, думает о своем» (Вадуд).
Не менее трагическая коллизия предстала из рассказов о том, что в число врагов были зачислены и те чеченцы, которые служили в местной милиции и считали себя вполне лояльными российскими гражданами. Более того, некоторые из них приветствовали введение войск в надежде, что в республике будет восстановлен порядок. По свидетельствам многих, разгул насилия и социальная разруха коснулись не только русских, но и не меньше самих чеченцев.

«Я теперь совершенно убежден, что война не имеет смысла. Она темна, безумна. У меня по соседству жил молодой подполковник милиции. Когда пришли войска, начался подворный обход в поисках оружия. Сам я был в отъезде, но жена видела, как сосед отдал военным документы, табельное оружие и обращался при этом к проверяющим словами: товарищи, коллеги: “Пу, ребятки, теперь мы скоро наведем порядок!”.
Старший же из проверявших взял оружие, а потом как гаркнет во все горло: “А ну-ка к стенке, черномазый!”. И тут же выпустил в него всю обойму. Оказалось, это были контрактники, набранные в тюрьмах.
Людей хватали на улицах, в подвалах. Были среди них и ответственные работники, некоторые имели справки и поручительство как от высоких инстанций в России, а то и коменданта Грозного. Таких как бы для видимости пропускали через блокпост. И когда люди расслаблялись, верили, что пришла законная российская власть, их сгоняли в кучу и расстреливали всех вместе, и молодых, и пожилых, и женщин, сбрасывали в ямы и наскоро забрасывали землей. Я свои трупы возил из этих ям. Пу, да ладно, хватит об этом. Печего мне вам больше рассказывать» (Саид М.).
Позднейшие расследования правозащитных организаций не установили подобных случаев массовых захоронений “мужчин, пожилых и женщин”. Вполне возможно, что это уже были дополненные травмированным воображением истории. Однако у нас нет оснований не верить нижеприводимому рассказу Мудара, 60-летнему юристу из Грозного, ингушу по этнической принадлежности. Хотя описываемое им с трудом воспринимается как возможная реальность.
«В конце января 1995 г., когда уже весь город был в огне, когда война стала явственной и горькой правдой, я решил прорываться в Ингушетию вместе с сыном-студентом. Пабили мы в свою “Волгу” накопленное за всю жизнь, обложились подушками - все хоть какая-то защита от пуль и осколков, и поехали. К тому времени уже поставили блокпосты. И к вечеру солдаты начинали расстреливать все, что движется. Били буквально из всех видов оружия. Просто так, ради потехи. Я и на судном дне подтвержу, что вся российская армия была вдребезги пьяная вместе с командирами.
Пас, как и других, остановили на блокпосту в Заводском районе, якобы для проверки документов. Подходим ближе. Кругом разрывы снарядов, завывание мин, трескотня автоматов. Конвойный наш был пьян, и, пока мы дошли, он дважды сваливался в снег, и мы с сыном помогали ему подняться. Подошли к посту, а там перед прилегающими домами трупов видимо-невидимо навалено. Расстреливали, не щадя детей, женщин, и свозили сюда трупы со всего района. Остановленные впереди нас машины стояли с невыключенными моторами, а хозяева их были расстреляны тут же, умирали или взывали о помощи. Сначала я думал, что все это мне чудится, но в ближней куче трупов узнал знакомого, который обогнал меня на перекрестке.
Пас завели в помещение. Там сидел человек, которого наш конвойный называл капитаном, и тот тоже был пьян. Однако же разговаривал заплетающимся языком. Хотя и внятно.
“Куда ты их припер? Идиот!” - обратился капитан к нашему конвойному - на кой они тут?! Ты что, не знаешь, дурья башка, что велено всех в расход?!”.

“Зачистка” (Фото Варникиса)

Конвойный, оказавшийся в это время сбоку от нас, и в самом деле как-то по-идиотски подмигнул капитану и сказал: “Опять же на них дубленки. А шапка, вишь, какая богатая. Сами же велели”.
“Раздевайся!” - обратился он к нам.
Мы подчинились. Затем нас отвели в помещение, бывшее не то столовой, не то баней, так как стояли здесь и ванные, и столы. И мы с ужасом увидели, что в некоторых горками лежат трупы, раздетые, как и мы. Наш конвойный поставил нас к стенке. Мне все еше казалось, что я вижу дурной сон. Должно быть, этому способствовало и то, что в помещении был не то пар, не то дым. И не успел я очнуться, как почувствовал, что и руку, и плечо мне точно осы укусили. Тогда только я понял, что нас действительно расстреливают. Я вспомнил вдруг, что помещение раньше было прачечной, что дальше к нему примыкает склад горпи- щеторга. Я там работал юристом и знал, что под новый год туда завезли много колбасы и водки. Сын в то время потерял сознание. Я наклонился к нему. Что-то щелкнуло напротив по стене и отскочило. Наконец, я понял, что пьяный солдат не может попасть в меня.
Он подошел совсем близко и, все так же нелепо улыбаясь, сказал вдруг: “Хочешь выпить перед смертью? Ты не мулла?”.
Я, кажется, ответил, что нет, и в свою очередь предложил ему выйти к складу горпищеторга, где было огромное количество водки. Я, было, предложил ему проводить. Но он сообразил, что меня могут сразу пристрелить, и пошел один, осведомившись перед этим: “А вы не убежите?”.
Перед выходом, до сих пор не могу понять как, я сумел поставить на предохранитель его автомат. Должно быть, привычка сработала (когда я служил в армии, наш сержант при беге с барьерами забыл выключить ав
томат и убился). Должно быть, у меня в подсознании это засело на всю жизнь. Впрочем, бежать все равно было некуда. Я чувствовал, что горячая кровь заливает мне руку, течет по ноге. Но надо было спасаться. Сын к тому времени уже очнулся и смотрел на меня полоумными глазами. Я схватил его за руку, и мы выскочили на улицу. Уже у самого поворота за угол нам встретился солдат, несущий бутылки с водкой в охапку, точно дрова. Наверное, он не сразу нас признал, и только когда мы добежали до парка, услышали, как он истошно орал, не понимая, почему автомат не стреляет.
Нас спасли темнота и мороз. В тот вечер был 20-градусный холод. Не знаю, как добежали до улицы Кирова. Я уже истекал кровью, когда мы заскочили в квартиру пожилой русской женщины. Тут я потерял сознание. Не знаю, сколько был без сознания, но когда очнулся, было утро. Уютно гудела голландская печь хозяйки. Сын лежал у моих ног. Руки и плечо у меня были перевязаны. Марья Владимировна, так звали нашу хозяйку, дородная пожилая женщина, понимающе улыбнулась. Но как она выходила меня в городе, в котором днем и ночью расстреливают чеченцев, да и всех местных жителей, это уже другой рассказ.
Со слов моей спасительницы, я понял, что русских-грозненцев тоже не щадили. И расстреливали, как только попадутся под руку. Я готов поклясться на Коране и готов доказать любому международному суду, что в январе месяце 1995 г. в Заводском районе города Грозного были расстреляны сотни мирных жителей. Их трупы складывали недалеко от трассы, проходящей мимо парка. В объявлении по местному ТВ я узнал о своем знакомом сапожнике, который ехал впереди меня в тот злополучный день и труп которого я видел в одной из куч у трассы. Его искали родственники и объявляли по телевизору как о без вести пропавшем. Тело его до сих пор не нашли» (Мудар).
Одной из самых распространенных форм насилия во внутренних конфликтах является изнасилование женщин. Оно имеет особо над- ругательский смысл не только над человеком, но и над вражеской стороной в целом, т.е. представителями другого народа, если речь идет об этническом конфликте. В бывшей Югославии изнасилование женщин обрело почти ритуальный смысл, когда сербы или хорваты специально содержали “вражеских” женщин, подвергая их изнасилованиям и сразу же отпускали, когда у них наступал большой срок беременности, не позволявший делать аборт. Это был иезуитский, абсолютно параноидальный “опыт” размножения сербов или хорватов в чревах женщин своих врагов.
В Чечне не было зафиксировано массовых изнасилований женщин в первую войну. Этого не позволяли прежде всего условия, когда федеральные войска не контролировали целиком значительные территории и когда фактически не было контактов с населением. Во вторую войну ситуация изменилась. Военные сразу заняли большую территорию северной Чечни почти без боев и вели себя там как “освободители от бандитов”. Контакты с местным населением были гораздо более активными. Примерно такая же сложилась ситуация и в других районах, кроме дальних горных сел. Низкая дисци
плина, пьянство, изоляция от домашней среды и семей, общая ожесточенность и стрессы способствовали появлению случаев изнасилования местных чеченских женщин.
Но и здесь сохранялся барьер страха за возможную месть со стороны родственников жертвы. Хеда Абдуллаева сказала мне, что боится сейчас быть в Чечне, потому что нет братьев, чтобы защитили в случае надругательства. На самом деле она имеет в виду возможный сдерживающий фактор для насильников. Однако и это обстоятельство не является преградой, когда солдаты могут организовать групповое изнасилование в полуанонимной обстановке, т.е. вырывая женщин не из домашней среды, а разыскивая их среди путников, беженцев и других “оторвавшихся”, потерявших надежду на защиту от родственников или окружающих. Мне удалось узнать одну из историй, которая произошла уже в период нового цикла насилия. Есть основания полагать, что случай с Румисой и записанный Хедой Са- ратовой 31 июля того же года, был не единичным.
«Я Румиса З. 1966 года рождения. Живу в Урус-Мартановском районе. 17.07.2000 г., я решила поехать в Грозный посмотреть на свой дом, или, точнее, на то, что от него осталось. Доехала до Грозного в 14.00, пришла на улицу Гудурмесскую, увидела остатки своего разрушенного дома, постояв возле него, решила вернуться домой. Это было где-то в 16.30. Возвращалась я домой на маршрутном микроавтобусе, в котором были и другие попутные пассажиры. Перед российским блокпостом, который находится в поселке Черноречье, на самом выезде из города Грозного, была длинная очередь. Пашей машине пришлось долго ждать.
Мы задержались допоздна. Очень долго проверяли каждую машину и каждого человека, и женщин и мужчин. Меня беспокоило то, что у меня в паспорте не вклеена вторая фотография. Когда я ехала в город, у меня практически паспорт не проверили. Мы сидели в машине и наблюдали за тем, что происходит впереди. Солдаты стали беспричинно задерживать людей. Я видела, как нескольких мужчин завели в вагон. О судьбе задержанных ничего не могу сказать, это были незнакомые мне люди. Вероятно, какой-то шофер не дал солдатам денег, они, естественно, разозлились и стали беспричинно хватать людей. Обычно они не придирались к документам женщин, но когда все-таки начали проверять всех подряд, я испугалась. Так оно и случилось. Меня стали задерживать из-за отсутствия в паспорте второй фотографии. Мне сказали, что меня забирают для выяснения, а потом отпустят. После того как задержали, меня повели в вагон, сказали, что некоторое время побудешь здесь. В вагоне было две или три маленькие комнаты. Меня заперли еще с тремя женщинами, которые уже находились там (две чеченки и одна русская или украинка, точно не могу сказать). Эти женщины были все в синяках, у них был страшно замученный вид. Я была в ужасе, дрожала и ничего не могла говорить.
Два дня нас держали в этом вагончике. Солдаты заходили и выводили нас по одной и заводили в другую комнату. Естественно, каждая из нас слышала крики той, кого вывели в другую комнату. Пикто не приходил нам на помощь, и наши мольбы о пощаде не трогали насильников. Мы сидели и ждали своей очереди, и, конечно, она доходила. За сопротивление
очень жестоко били кулаками, ногами. Дубинками и ничем другим, правда, не били. Солдат всего было восемь человек, они были все время пьяны.
Дня два мы были в этом аду. Я не могу говорить все детали того, что они с нами делали. Каждую из нас за эти двое суток выводили более двадцати раз. Мы часто теряли сознание. Каждый раз, когда я приходила в сознание, я жалела о том, что еще не умерла.
На третье утро неожиданно открылась дверь, и появились мужчины чеченской национальности. Они нам сказали на чеченском языке: “Быстро уходите отсюда подальше!”. Они были в военной камуфляжной форме. Мы решили, что это были чеченские милиционеры. Мы поняли, что это спасение, и, не оглядываясь, бежали по трассе, ведущей в сторону Урус-Мартана. Чеченские милиционеры остались на посту. Куда делись российские солдаты, что с ними стало, мы не знаем. Но никакой стрельбы или шума на посту мы не слышали. Через какое-то время нас догнала проезжающая машина, микроавтобус. Он остановился, и я поехала в Урус- Мартан. Три женщины, которые были со мной, остались на дороге. Им нужно было ждать машину, чтобы попасть в Наурский район. Я, конечно, осталась живой. Но все у меня внутри надломилось. Я думаю все время о том, как отомстить этим зверям за то, что они со мной сделали. Отомстить я смогу только, если стану камикадзе, как это сделали брат с сестрой, которые въехали на российский блокпост в селе Ермоловка и взорвались вместе с машиной в отместку за то, что солдаты изнасиловали, убили и закопали их сестру.
У меня к Вам просьба: не называйте нигде мою фамилию, мне и так стыдно выходить на улицу. Мне все время кажется, что люди вокруг об этом догадываются. Я вообще живу только ради моей старой матери, которую я не могу броситт».
Я изначально занял позицию доверия авторам историй, ибо даже если в них содержится вымысел, он также имеет социально-культурный смысл. При всей невероятности и абсурдности происходящего некоторые сведения и наблюдения представляются бесспорными и важными. Алкоголь играл исключительную роль, являясь постоянным спутником и условием исполнения насилия в чеченском конфликте, если говорить о федеральной армии. Алкоголь - не только социально-культурная проблема общенационального характера, но бич российской политики и вооруженных сил. В период войны водка поставлялась в Чечню в огромных количествах, в том числе и через поставки из Северной Осетии - одного из основных подпольных производителей в России. Могу засвидетельствовать, что в момент моего посещения Чечни в октябре 1995 г. водка была повсюду: от генеральских штабов до солдатских вещмешков.
Состояние алкогольного опьянения освобождало человека от моральных ограничителей и от необходимости подчиняться закону. Пьяный человек, если он с оружием или имеет возможность отдавать приказы убивать, организует и совершает насилие гораздо проще, хотя и менее квалифицированно. Российское военное и гражданское руководство, включая министра обороны Павла Грачева, в период пребывания в Чечне потребляло алкоголь регулярно и в боль
ших дозах. Нетрезвый вид министра был заметен в моменты почти всех его появлений перед журналистами, что зафиксировано телекамерой. Его роковое для конфликта решение осуществить танковый штурм Грозного в новогоднюю ночь 1995 г. было принято в состоянии алкогольного опьянения. Многие офицеры и солдаты вели военные действия в нетрезвом виде. Это влияло на неоправданную жестокость и несоразмерное насилие, которые демонстрировали федералы. Один из журналистов, приехавший во Владикавказ из Ингушетии после первого дня войны с разбитой камерой в машине с дырами от пуль, заметил: “Они почти все пьяные и кажется у них установка на беспредел”.
Гражданское население Чечни впервые в своей жизни столкнулось с подобным. Подавляющее большинство чеченцев, ингушей и русских выросло в мирные послевоенные годы. Это поколение не видело вооруженной борьбы и не переживало лично масштабное насилие, тем более в отношении гражданского населения со стороны собственной армии. Первая реакция - шок и неверие от увиденного, или восприятие его как дурного сна либо трагической ошибки. Отсюда отчаяние из-за невозможности сообщить о происходящем, оказать на него какое-то воздействие. Но главное чувство - страх за свою жизнь и своих близких, а также забота спасти имущество.
Я не ставлю целью описывать в равной мере жестокости, совершаемые со стороны воюющих чеченцев. Частично о них пойдет речь в XIII главе. Но следует отметить, что эта жестокость была столь же беспредельной, хотя и имела особенности, в том числе культурные. Прежде всего чеченцы любили своего рода постано- вочно-аффектные формы исполнения насилия, как в ходе непосредственно вооруженного столкновения, так и особенно в обращении с пленными и заложниками. Демонстрацией насилия они хотели придать больше энтузиазма воюющим против армии и запугать федералов. В чем-то эта стратегия была эффективной и достигала своей цели.
В российском обществе и среди военнослужащих сложилась своя мифология о жестокостях чеченцев, что подтверждается некоторыми собранными свидетельствами правозащитных организаций. Особенно практиковались пытки и надругательства над ранеными и убитыми. Захваченные в плен военнослужащие-контрактники и летчики почти во всех случаях подвергались казням. Рядовых солдат часто использовали как заложников на разных работах: от строительства укреплений до домашних дел. Это уже после войны сложился бизнес на выкупе заложников, которые подвергались демонстративному насилию и пыткам. Причем часто подобные действия снимались на кинопленку, чтобы передать родственникам похищенного для быстрого решения вопроса в выплате денег (см. главу XIII).
“После занятия Грозного русскими, мы не давали им ни одного дня передышки. Война, конечно, была жестокая. Бойцы нашего батальона ни-

когда не брали русских в плен. И даже раненых непременно добивали. Были и среди нас живодеры, которым доставляло удовольствие резать пленных российских солдат, вырезать им внутренности. Я этого никогда не делал, потому что мне это было противно, как было бы противно резать свинью. И вообще, живодеров не любило большинство ребят. Они осуждали их.
А однажды, когда наш командир увидел, как только что у расстрелянного солдата затесавшийся к нам угрюмый немолодой мужик Шахри стал вырезать внутренности, то собственноручно застрелил его перед батальоном. Потом, правда, выяснилось, что угрюмый мужик прибился к нам из дурдома. Вообще-то разные там были люди. Я думаю, что мы за войну озверели” (Хизир И.).
«Я не думала, что в конце ХХ века возможна такая война. Первый раз такое случилось. Было ощущение страшного сна. Вместо домов стояли скелеты, обоженные деревья. В мае мы вернулись в город. Начали снова торговать. Покупателей было мало. Никаких контактов с солдатами не было. В городе царил беспредел. Солдаты на большой скорости ездили по городу на танках, наезжали на машины. Был только страх. При нас был случай на рынке. Офицеры с охраной гуляли по рынку, покупали дорогую аппаратуру. Двое офицеров с девушкой покупали пленку, им не понравилась цена, и они взяли пленку и решили уйти, не заплатив. Когда их попросили заплатить, девушка сказала: “Перебьешься, черномазый”.
В это время, мы даже не успели опомниться, как молодой, интеллигентного вида мужчина остановился, взял девушку за волосы и выстрелил ей в глотку. Она упала, он тут же застрелил офицера, который был рядом с ней, и заскочил в здание рынка и скрылся. Двое охранников опомнились, наставили на нас автоматы и закричали: “Кто стрелял, говорите”. Они были страшно напуганы. Все торговки испугались и залезли под столы, лихорадочно хватали свои шмотки. Мы стояли у входа. Я думала это конец. Единственное, что меня волновало, отвезут ли меня домой. Потом они неожиданно выскочили и ушли. Через 20 минут русские оцепили рынок и начали искать, но никого не нашли. Это была чистая работа. За свои слова им пришлось дорого заплатить. Русских очень часто убивали и именно в местах скопления людей. Русские сами доводили людей, вели себя вульгарно, оскорбляли. Редко кто это выдерживал. Чувствовали себя хозяевами. Каждый день был как последний » (Хава).

Отрывки из показаний вынужденных переселенцев, бежавших из Чечни, в период с 1991 -1995 гг.

А. Кочедыкова, проживала в г. Грозном:«Я выехала из г. Гpозного в февpале 1993 года из-за постоянных угроз действием со стороны вооруженных чеченцев и невыплаты пенсии и заработной платы. Бросила квартиру со всей обстановкой, две автомашины, кооперативный гараж и выехала с мужем.В февpале 1993 года чеченцы убили на улице мою соседку 1966 г.р.. Ей пробили голову, переломали ребра, изнасиловали.

Из квартиры рядом была также убита ветеран войны Елена Ивановна.

В 1993 году жить стало там невозможно, убивали, кругом. Машины подрывали прямо с людьми. С работы русских стали увольнять без всяких причин.

В квартире убили мужчину 1935 года рождения. Девять ножевых ран нанесли ему, дочь его изнасиловали и убили тут же на кухне.».

Б. Ефанкин, проживал в г. Грозном:

«В мае 1993 года в моем гараже на меня напали вооруженные автоматом и пистолетом двое чеченских парней и пытались завладеть моей машиной, но не смогли, т.к. она находилась в ремонте. Стреляли у меня над головой.
Осенью 1993 года группа вооруженных чеченцев зверски убила моего знакомого Болгаpского, который отказался добровольно отдать свою автомашину «Волга». Подобные случаи носили массовый характер. По этой причине я выехал из Гpозного».

Д. Гакypянy, проживал в г. Грозном:

«В ноябре 1994 года соседи-чеченцы угрожали убийством с применением пистолета, а затем выгнали из квартиры и поселились в ней сами».

П. Кyскова, проживала в г. Грозном:

«1 июля 1994 года четыре подростка чеченской национальности сломали мне руку и изнасиловали, в районе завода «красный Молот», когда я с работы возвращалась домой».

Е. Дапкyлинец, проживал в г. Грозном:

«6 и 7 декабря 1994 года был сильно избит за отказ от участия в ополчении Дyдаева в составе украинских боевиков в с. Чечен-Аyл».

Е. Баpсyкова, проживала в г. Грозном:

«Летом 1994 года видела из окна своей квартиры в г. Грозном, как к гаражу, принадлежавшему соседу Мкpтчан H., подошли вооруженные люди чеченской национальности, один из них выстрелил в ногу Мкpтчан H., а затем забрали у него машину и уехали».

Г. Тарасова, проживала в г. Грозном:

«6 мая 1993 года в г. Грозном пропал без вести мой муж. Тарасов А.Ф. Пpедпологаю, что его забрали насильственно чеченцы в горы работать, т.к. он сварщик».

Е. Хобова, проживала в г. Грозном:

«31 декабря 1994 года моего мужа, Погодина и брата, Еремина А., убил чеченский снайпер в тот момент, когда они убирали на улице трупы русских солдат».

H. Трофимова, проживала в г. Грозном:

«В сентябре 1994 года в квартиру моей сестры, Вишняковой О. H., ворвались чеченцы, изнасиловали ее на глазах у детей, избили ее сына и увели с собой 12-летнюю дочь Лену. Так она и не возвратилась. С 1993 года моего сына неоднократно избивали и грабили чеченцы».

В. Агеева, проживала в ст. Петропавловской Гpозненского района:

«11 января 1995 года, в станице на площади дyдаевские боевики расстреляли российских солдат».

М. Хpапова, проживала в г. Гудермесе:

«В августе 1992 года нашего соседа, Саркисяна Р.С., и его жену, Саркисян З. С., пытали и заживо сожгли».

В. Кобзаpев, проживал в Гpозненской обл:

«7 ноября 1991 года трое чеченцев из автоматов обстреляли мою дачу, я чудом остался жив.
В сентябре 1992 года вооруженные чеченцы требовали освободить квартиру, бросили гранату. И я, опасаясь за свою жизнь и жизнь родных, вынужден был выехать из Чечни с семьей».

Т. Александрова, проживала в г. Грозном:

«Моя дочь вечером возвращалась домой. Чеченцы ее затащили в машину, избили, порезали и изнасиловали. Мы вынуждены были уехать из Гpозного».

Т. Вдовченко, проживала в г. Грозном:

«Соседа по лестничной клетке, сотрудника КГБ В. Толстенка, рано утром из его квартиры вытащили вооруженные чеченцы и через несколько дней был обнаружен его изуродованный труп. Сама лично этих событий не видела, но об этом мне рассказала О. К. (адрес К. не указан, событие имело место в г. Грозном в 1991 г)».

В. Hазаpенко, проживала в г. Грозном:

«В г. Грозном жил до ноября 1992 г. Дyдаев потворствовал тому, что против русских открыто стали совершаться преступления, и за это из чеченцев никто не нес наказания.

Hеожиданно исчез ректор Гpозненского университета, а через некоторое время его труп случайно нашли закопанным в лесу. С ним поступили так, потому что он не хотел освобождать занимаемую им должность».

О. Шепетило, 1961 г.р.:

«В г. Грозном проживала до конца апреля 1994 г. Работала в ст. Калиновская Hаypского p-на директором музыкальной школы. В конце 1993 г. я возвращалась с работы из ст. Калиновская в г. Грозный. Автобуса не было, и я пошла в город пешком. Ко мне подъехала машина «Жигули», из нее вышел чеченец с автоматом Калашникова и, угрожая убийством, запихнул меня в машину, отвез на поле, там долго издевался надо мной, изнасиловал и избил».

Я. Юнyсова:

«Сын Заир в июне 1993 г. был взят в заложники и 3 недели его удерживали, отпустили после выплаты 1,5 млн. руб..».

М. Поpтных:
«Весной 1992 г. в г. Грозном на ул.. Дьякова полностью разграбили винно-водочный магазин. В квартиру заведующей этим магазином была брошена боевая граната, в результате взрыва которой погиб ее муж, а ей ампутировали ногу «.

И. Чекyлина, 1949 г.р.:

«Из Гpозного уехала в марте 1993 г. Моего сына 5 раз грабили, снимали с него всю верхнюю одежду. По дороге в институт моего сына чеченцы сильно избили, проломили ему голову, угрожали ножом.

Меня лично избили и изнасиловали лишь потому, что я русская. Был убит декан факультета института, где учился мой сын. Пеpед нашим отъездом убили друга моего сына, Максима.».

В. Минкоева, 1978 г. р.:

«В 1992 г. в г. Грозном на соседнюю школу было совершено нападение. Детей (седьмой класс) взяли в заложники и удерживали в течение суток. Было совершено групповое изнасилование всего класса и трех учительниц. В 1993 г. украли мою одноклассницу М. Летом 1993 г. на перроне ж/д. вокзала на моих глазах чеченцами был расстрелян мужчина».

В. Комарова:

«В Грозном я работала медсестрой в детской поликлинике № 1. У нас работала Тотикова, к ней пришли чеченские боевики и дома расстреляли всю семью.
Вся жизнь была в страхе. Однажды Дyдаев со своими боевиками забежал в поликлинику, где нас попpижимали к стенкам. Так он ходил по поликлинике и кричал, что здесь был русский геноцид, т. к. наше здание раньше принадлежало КГБ.

Зарплату мне не платили 7 месяцев, а в апреле 1993 г. я уехала».

Ю. Плетнева, 1970 г.р.:

«Летом 1994 г. в 13 часов я была очевидицей расстрела на площади Хрущева 2-х чеченцев, 1-го русского и 1-го корейца. Расстрел производили четверо гвардейцев Дyдаева, которые привезли на иномарках жертвы. Постpадал проезжавший на автомобиле гражданин.

В начале 1994 г. на площади Хрущева один чеченец игpался гранатой. Чека соскочила, игравший и еще несколько человек, находившихся рядом, были ранены. Оружия было в городе много, практически y каждого жителя Гpозного - чеченца.
Сосед-чеченец пьянствовал, шумел, угрожал изнасилованием в извращенной форме и убийством».

А. Федюшкин, 1945 г. р.:

«В 1992 г. неизвестные лица, вооруженные пистолетом, отобрали автомобиль y моего кума, проживающего в ст. Червленная.

В 1992 или в 1993 г. двое чеченцев, вооруженных пистолетом и ножом, связали жену (1949 г. р.) и старшую дочь (1973 г. р.), совершили в отношении их насильственные действия, забрали телевизор, газовую плиту и скрылись. Hападавшие были в масках.

В 1992 г. в ст. Червленная ограбили мою мать какие-то мужчины, забрав икону и крест, причинив телесные повреждения.

Сосед брата, проживавший в ст. Червленной, на своем автомобиле ВАЗ-2121 выехал из станицы и пропал. Автомобиль нашли в горах, а его самого спустя 3 месяца обнаружили в реке».

В. Доронина:

«В конце августа 1992 г. увезли внучку на автомашине, но вскоре отпустили.
В ст. Hижнедевиyк (Ассиновка) в детском доме вооруженные чеченцы изнасиловали всех девочек и воспитателей.

Сосед Юнyс угрожал моему сыну убийством и требовал, чтобы он продал ему дом.
В конце 1991 г. в дом к моему родственнику, ворвались вооруженные чеченцы, требовали деньги, угрожали убийством, сына убили».

С. Акиншин (1961 г.р.):

«25 августа 1992 г. около 12 часов на территорию дачного участка в Грозном проникли 4 чеченца и потребовали у находившейся там моей жены вступить с ними в половую связь. Когда жена отказалась, то один из них ударил ее в лицо кастетом, причинив телесные повреждения…».

Р. Акиншина (1960 г.р.):

«25 августа 1992 г. около 12 часов на даче в районе 3-й гоpбольницы г. Грозного четверо чеченцев в возрасте 15-16 лет потребовали вступить с ними в половую связь. Я возмутилась. Тогда один из чеченцев ударил меня кастетом и меня изнасиловали, воспользовавшись моим беспомощным состоянием. После этого под угрозой убийства меня принудили к совершению полового акта с моей собакой.».

H. Лобенко:

«В подъезде моего дома лица чеченской национальности застрелили 1 армянина и 1 русского. Рyсского убили за то, что заступился за армянина».

Т. Забpодина:

«Был случай, когда у меня вырвали сумку.
В марте - апреле 1994 г. в школy-интеpнат, где работала моя дочь Hаташа, зашел пьяный чеченец, который избил дочь, изнасиловал ее и после этого пытался ее убить. Дочеpи удалось убежать.

Была свидетелем, как грабили соседний дом. В это время жильцы находились в бомбоубежище».

О. Кальченко:

«Мою сотрудницу, девушку 22-х лет, на моих глазах чеченцы изнасиловали и расстреляли на улице возле нашей работы.
Меня саму ограбили два чеченца, под угрозой ножа отобрали последние деньги».

В. Каpагедин:

«Убили сына 08.01.95, ранее чеченцы 04.01.94 убили младшего сына. «

«Всех заставляли принимать гражданство Чеченской республики, если не примешь, то не получишь талоны на продукты».

А. Абиджалиева:

«Уехали 13 января 1995 года потому, что чеченцы требовали, чтобы ногайцы защищали их от российских войск. Забpали скот. Бpата за отказ идти в войска избили».

О. Боpичевский, проживал в г. Грозном:

«В апреле 1993 года квартира подверглась нападению со стороны чеченцев, одетых в форму ОМОHа. Ограбили и унесли все ценные вещи».

Н. Колесникова 1969 г. р., проживала в г. Гудермесе:

«2 декабря 1993 года на остановке «участок 36» Стаpопpомышленного (Старопромысловского) района г. Грозного 5 чеченцев взяли меня за руки, отвели в гараж, избили, изнасиловали, а потом возили по квартирам, где насиловали и кололи наркотики. Отпустили только 5 декабря».

Э. Кypбанова, О. Кypбанова, Л. Кypбанов, проживали в г. Грозном:

«Наши соседи - семья Т. (мать, отец, сын и дочь) были найдены у себя дома с признаками насильственной смерти».

Т. Фефелова, проживала в г. Грозном:«У соседей (в г. Грозном) украли девочку 12 лет, потом подкидывали фотографии (где над ней издевались и насиловали) и требовали выкуп».3. Саниева:

«Во время боев в г. Грозном видела среди бойцов Дyдаева женщин-снайпеpов».

Л. Давыдова:

«В августе 1994 г. трое чеченцев зашли в дом семьи К. (г. Гyдеpмес). Мyжа затолкали под кровать, а 47-летнюю женщину зверски изнасиловали (также с использованием разных предметов). Чеpез неделю К. умерла.
У меня в ночь с 30 на 31 декабря 1994 г. подожгли кухню».

Т. Лисицкая:

«Пpоживала в г. Грозном у вокзала, ежедневно наблюдала, как грабят железнодорожные составы.
В ночь на новый, 1995 г. ко мне приходили чеченцы и требовали деньги на оружие и боеприпасы».

К. Целикина:

Т. Сyхоpyкова:

«В начале апреля 1993 г. была совершена кража из нашей квартиры (г. Грозный). В конце апреля 1993 г. у нас была украдена автомашина ВАЗ-2109. 10 мая 1994 г. мой муж Багдасаpян Г.3. был убит на улице выстрелами из автомата».

Я. Рyдинская 1971 г. р.:

«В 1993 г. вооруженные автоматами чеченцы совершили разбойное нападение на мою квартиру (ст. Hовомаpьевская). Вынесли ценные вещи, меня и мать изнасиловали, пытали ножом, причинив телесные повреждения. Весной 1993 г. на улице (г. Грозный) были избиты мои свекровь и свекор».

В. Бочкаpева:

«Дyдаевцы взяли в заложники директора училища ст. Калиновская Беляева В., его заместителя Плотникова В. И., председателя колхоза «Калиновский» Еpина. Требовали выкуп в 12 млн. руб… Не. получив выкупа, убили заложников».

Я. Hефедова:

«13 января 1991 г. я с мужем подверглась разбойному нападению со стороны чеченцев в своей квартире (г. Грозный) - отобрали все ценные вещи, вплоть до серег из ушей».

В. Малашин 1963 г. р.:

«9 января 1995 г. в квартиру Т. (г. Грозный), в которую мы с женой приехали в гости, ворвались трое вооруженных чеченцев, ограбили нас, а двое изнасиловали мою жену, Т. и находившуюся в квартире Е. (1979 г. р.)».

Ю. Усачев, Ф. Усачев:

Е. Калганова:

«Мои соседи - армяне подверглись разбойному нападению со стороны чеченцев, их 15-летнюю дочь изнасиловали. В 1993 г. разбойному нападению подверглась семья Пpохоpовой П. Е.

А. Плотникова:

«Зимой 1992 г. у меня и моих соседей чеченцы отобрали ордера на квартиры и, угрожая автоматами, приказали выселиться. Я оставила в г. Грозном квартиру, гараж, дачу. Мои сын и дочь были свидетелями убийства чеченцами соседа Б. - его расстреляли из автомата».

В. Махаpин, 1959 г.р.:

«19 ноября 1994 г. чеченцы совершили разбойное нападение на мою семью. Угpожая автоматом, вышвырнули из автомашины жену и детей. Всех избили ногами, сломали ребра. Жену изнасиловали. Отобрали машину ГАЗ-24, имущество».

М. Васильева:,

«В сентябре 1994 г. двое чеченских боевиков изнасиловали мою 19-летнюю дочь».

А. Федоpов:

«В 1993 г. чеченцы обворовали мою квартиру. В 1994 г. у меня украли машину. Обpатился в милицию. Когда увидел свою машину, в которой находились вооруженные чеченцы, также сообщил об этом в милицию. Мне сказали, чтобы я забыл о машине. Чеченцы угрожали и говорили, чтобы я уехал из Чечни».

Н. Ковpижкин:

«В октябре 1992 г. Дyдаев объявил мобилизацию боевиков в возрасте от 15 до 50 лет. Во время работы на железной дороге, русских, и меня в том числе, чеченцы охраняли как заключенных. На станции Гyдеpмес я видел, как чеченцы застрелили из автоматов незнакомого мне мужчину. Чеченцы заявили, что убили кровника».

А. Бypмypзаев:

«26 ноября 1994 г. был очевидцем, как чеченские боевики сожгли 6 танков оппозиции вместе с экипажами».

М. Пантелеева:

«В 1991 г. боевики Дyдаева штурмом взяли здание МВД ЧР, убив при этом сотрудников милиции, какого-то полковника, ранив майора милиции. В г. Грозном похитили ректора нефтяного института, проректора убили. В квартиру моих родителей ворвались вооруженные боевики - трое в масках. Один - в милицейской форме, под угрозой оружия и пыткой горячим утюгом, отобрали 750 тыс. руб.., украли автомашину».

Е. Дyдина, 1954 г. р.:

«Летом 1994 г. меня ни за что на улице избили чеченцы. Избивали меня, сына и мужа. С сына сняли часы. Потом меня затащили в подъезд и совершили половой акт в извращенной форме. Одна знакомая женщина мне рассказывала, что, когда та ехала в Кpаснодаp в 1993 г., поезд был остановлен, вошли вооруженные чеченцы и забирали деньги и ценности. В тамбуре изнасиловали и выкинули из вагона (уже на полном ходу) молодую девушку».

И. Удалова:

«2 августа 1994 г. ночью в мой дом (г. Гyдеpмес) ворвались двое чеченцев, матери порезали шею, нам удалось отбиться, в одном из нападавших узнала соученика по школе. Я подала заявление в милицию, после чего меня стали преследовать, угрожать жизни сына. Я отправила родных в ставропольский край, потом уехала сама. Мои преследователи взорвали мой дом 21 ноября 1994 г.».

В. Федорова:

» В середине апреля 1993 г. дочь моей знакомой затащили в машину (г. Грозный) и увезли. Чеpез некоторое время ее нашли убитой, она была изнасилована. Мою знакомую по дому, которую в гостях пытался изнасиловать чеченец, в тот же вечер по пути домой поймали чеченцы и всю ночь ее насиловали.

15-17 мая 1993 г. в подъезде моего дома меня пытались изнасиловать двое молодых чеченцев. Отбил сосед по подъезду, пожилой чеченец.

В сентябре 1993 г., когда я ехала на вокзал со знакомым, моего знакомого вытащили из машины, избивали его ногами, а потом один из нападавших чеченцев ударил меня ногой в лицо».

С. Гpигоpьянц:

«За время правления Дyдаева убили мужа тети Саркиса, отобрали машинy, потом пропали сестра моей бабушки и ее внучка».

H. Зюзина:

«7 августа 1994 г. коллегу по работе Ш. Ю. Л. с женой захватили вооруженные бандиты. 9 августа его жену отпустили, она рассказала, что их били, пытали, требовали выкуп, ее отпустили за деньгами. 5 сентября 1994 г. изуродованный труп Ш. нашли в районе химкомбината».

«В октябре 1993 г. нашу сотрудницу А. С. (1955, отправителя поездов, изнасиловали около 18 часов прямо на вокзале и избили несколько человек. В это же время изнасиловали диспетчера по имени Света (1964 г. р.). Милиция поговорила с преступниками по-чеченски и отпустила их».

В. Розванов:

«Тpижды пытались чеченцы украсть дочь Викy, дважды она убегала, а в третий раз ее спасли.

Сына Сашу ограбили и избили.

В сентябре 1993 г. ограбили меня, сняли часы, шапку.

В декабре 1994 г. 3 чеченца обыскали квартиру, разбили телевизор, поели, выпили и ушли».

А. Витьков:

«В 1992 г. изнасиловали и застрелили Т. В., 1960 г.p., мать троих малолетних детей.

Замyчили соседей, пожилых мужа и жену, за то, что дети отправили вещи (контейнер) в Россию. МВД Чечни отказывалось искать преступников».

Б. Яpошенко:

«Hеоднокpатно чеченцы в Грозном в течение 1992 г. избивали, грабили квартиру, разбивали мою машинy за то, что отказывался принимать участие в боевых действиях с оппозицией на стороне дyдаевцев».

В. Осипова:

«Уехала из-за притеснений. Работала на заводе в Грозном. В 1991 году на завод приехали вооруженные чеченцы и силой выгоняли русских на выборы. Затем для русских были созданы невыносимые условия, начались повальные ограбления, взорвали гаражи и забрали автомашины.

В мае 1994 г. сын, Осипов В. Е., выезжал из Грозного, вооруженные чеченцы не давали грузить вещи. Потом тоже было со мной, все вещи объявлялись «достоянием республики».

К. Денискина:

«Вынуждена уехать в октябре 1994 г. из-за обстановки: постоянная стрельба, вооруженные грабежи, убийства.

А. Родионова:

«В начале 1993 г. в Грозном разгромили склады с оружием, вооружались. Доходило до того, что дети ходили в школу с оружием. закрывались учреждения, школы.
В середине марта 1993 г. трое вооруженных чеченцев ворвались в квартиру соседей-аpмян, забрали ценные вещи.

Была очевидцем в октябре 1993 г. убийства молодого парня, которому прямо днем вспороли живот».

H. Беpезина:

«Жили в п. Ассиновском. Сына постоянно избивали в школе, он вынужден был не ходить туда. У мужа на работе (местный совхоз) снимали с руководящих должностей русских».

Л. Гостинина:

«В августе 1993 г. в Грозном, когда я шла с дочерью по улице, среди белого дня чеченец схватил дочь (1980 г. р.), ударил меня, затащил ее в свою машинy и увез. Через два часа она вернулась домой, сказала, что ее изнасиловали.
Русских унижали всеми способами. В частности, в Грозном у Дома печати висел плакат: «Русские, не уезжайте, нам нужны рабы».